Зубы настежь

Я тряхнул головой, меня всего трясло, я ж никогда не дрался, даже в детском садике избегал, а тут зубы стучат, не могу остановиться, все во мне двигается, весь в огне, а вдоль улицы мелькают трое теней, все шатаются, один прыгает на одной ноге, второй хромает, за всеми тремя по асфальту блестят темные полоски.

Женщина тряхнула меня сильнее:

– Да опомнись же! Они ж вовсе не хотели драться. Это мразь, все на испуг... ты их чуть не убил!

Мои зубы лязгали так, что едва не откусил язык:

– Ж-ж-жаль...

– Что?

– Что не убил...

Ее лицо было бледное и встревоженное. Круглые глаза всматривались в меня, на миг стало не по себе, у женщины в каждом глазу по два зрачка, и все четыре даже при этом скудном свете не расширились, остались крохотными как следы от булавочных уколов.

– Вот ты каков, – сказала она уже спокойнее. – Ты... не совсем из этого мира.

– Ты тоже, – огрызнулся я.

Она насторожилась:

– Почему так думаешь?

– Современная бы в самом деле расслабилась, ну и...

По ее губам скользнула слабая улыбка:

– Я в самом деле... скажем, провинциалка. Нравы вашего мира... гм... для меня слишком нервные. Но и ты, как зрю, не совсем из этого мира.

– Да, – согласился я. – Не совсем. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Разве? – спросила она загадочно. – Ты помог мне, а я в благодарность могу... если хочешь, конечно, отправить тебя в мир, который тебе больше понравится.

Что ж, и в провинции мог найтись воротила, из бывших обкомовских работников, что купил с десяток дворцов на Сейшельских островах или на Багамах. Здесь его дочка вышла неосторожно погулять, я ей помог, вот он на недельку бы меня в благодарность... Не задумываясь, я сказал почти весело:

– Хочу!.. Но что для этого надо?

Она произнесла совсем тихо:

– Да ничего... кроме твоего желания. А оно есть, зрю...

С ясного ночного неба ударил гром. Ослепляюще блеснула молния. Я закрыл глаза, но и перед опущенными веками как на фотопленке остались эти крыши с изломанными водосточными трубами, фонарный столб с тусклыми часами, мальчишка под аркой с застывшей у самых губ баночкой пива...

Глава 2

В пятки снизу лягнуло. Колени слегка подогнулись, словно я спрыгнул со ступеньки. Разгибаясь, я инстинктивно прикрылся рукой от яркого солнца. Во все стороны распахнулся зеленый простор широкой лесной поляны. Я стоял как дурак по колено в цветах, поляну окружают толстые деревья, за ними виднеются еще и еще. Воздух странно свеж и чист, словно здесь только что прошел теплый летний дождь.

Я в лесу был всего дважды в жизни, друзья-идиоты затащили на так называемую вылазку в подмосковный лес. Никогда не забуду чувства дискомфорта в диком месте, где под ногами вместо привычного асфальта прогибающееся месиво из прошлогодних перепрелых листьев, по стволам деревьев ползает всякая дрянь, скребя лапами, на каждом листке пресмыкается что-то голое и противное, а то и вовсе отвратительно мохнатое.

Но этот лес странно прекрасен и чист, словно его успели подготовить к визиту президента. Стволы толстые, с чистой словно вылепленной руками скульптора рельефной корой, ветви высоко, красиво изогнутые. Листья успокаивающе шевелятся под движением теплого воздуха от земли, а сами земля сухая и твердая. По ней чуть двигаются взад-вперед яркие ажурные пятна солнечных лучей.

На дальний край поляны падает широкий столб солнечного света, и в середине этого сверкающего луча переступает с ноги на ногу... огромный белый конь!

Внезапно всполошено закричали птицы. Я уже слышал их некоторое время, но, слишком потрясенный, не обращал внимания на вопли, только краешком сознания отмечал, что здесь еще и пернатые, но сейчас по телу пробежала дрожь, я напрягся, ибо это не просто птичий гам, а крики на что-то или кого-то, что ломится через кусты, чересчур огромное, чтобы напасть и заклевать...

Я инстинктивно оглянулся, конь далеко, да это и не троллейбус, я только в него умею запрыгивать в последний момент, а треск приближался. Кусты распахнулись, прямо на меня вылетели двое оборванных мужиков, злых и с перекошенными лицами. В руках длинные ножи, которыми разделывают рыбу.

– Вот он! – закричал один.

– Наконец-то! – выдохнул другой. – Как хорошо... он не успел... меч...

– Только бы не дать... до корчмы...

Они бросились на меня, застывшего и перепуганного до свинячьего визга, до обморока, на самом же деле я драться не умею и не люблю, только в кино сладострастно сжимал кулаки да представлял как изничтожаю, а то нападение, из-за которого я здесь, вообще что-то нелепое...

Оба уже были передо мною, когда я, вспомнив кое-что из инструкций для беззащитных девушек, внезапно скорчил страшное лицо, это называется ошеломление, затем приготовился пронзительно завизжать...

Но нападавшие и так отшатнулись от моей гримасы. Я тут же пугливо ткнул одного кулаком в лицо, почему-то боли в руке даже не ощутил, зато нападавшего отшвырнуло обратно в кусты. Второй замахнулся ножом, я заверещал, но голос мой сорвался на какой-то страшный рев. Несчастный пугливо замер, я ударил наотмашь, а сам повернулся и стремглав бросился к коню.