Без симптомов

И так повел я птиц по следу тех призрачных огней, страшась, что мерещатся мне они от страха и отчаяния; Но пылающие перья Слепого, чудясь ли, вправду ли не погаснув, привели Стаю на родные гнездовья.

Родная вода очистила наши глаза: спустя лето, в новый месяц Долга, мы, ликуя, увидели Белый Ключ

Стаи, но отныне мне, Вожаку, и всей моей Стае Белый-Ключ кажется тропой, выстланной из пылающих перьев Слепого.

Завтра - последний день Месяца Верности, День Слепого Вожака. Этот день придет в миг, когда первый луч Солнца, подобный огненному перу, пронзит небо от края и до края. Завтра Солнце озарит землю в честь Слепого Вожака, никогда не видевшего его золотого света.

…ДЕЛО РУК УТОПАЮЩЕГО

Сначала были только тьма и теплое пульсирующее течение где-то далеко внизу… Внизу… Наверно, в ногах… Да ведь это же я жив!.. Шипов судорожно вздохнул - и замер, испугавшись вздоха. Не почувствовав боли, он успокоился и, осторожно выдохнув, прислушался к себе: кажется, внутри все цело. Он приподнял веки, и тьма сменилась пасмурной, но одновременно же и яркой, даже режущей глаза, белизной.

Шипов раскрыл глаза пошире и догадался, что видит перед собой склон соседней сопки. Он рискнул приподняться на руке, но в кисти вспыхнула резкая боль, и он, вскрикнув, снова опрокинулся на спину… Боль медленно затихала, словно потревоженный зверь, рыча, пятился обратно в свою нору… Так… Веселиться рано… Шипов осторожно вынул руку из снега и поднес к глазам. Пальцы уже начали распухать. Большой уцелел. Остальные сломаны… Он рискнул шевельнуть левой рукой и по трем вспышкам боли определил, что на левой целы безымянный и мизинец… А что ноги? Им вроде бы досталось покрепче… Шипов согнул руки в локтях и попробовал сесть… Хребет не перешиблен - и на том спасибо. Теперь согнуть бы ноги в коленях…

Страшная боль перехватила дыхание, Шипов не вытерпел и со стоном завалился навзничь. С минуту он ле-жал так, приходя в себя… Ниже колен - переломы. Хоть бы уж не открытые… Шипов присмотрелся - оглядел штанины, снег у ног. Крови не заметил… Значит, переломы закрытые - можно жить…

Приподнявшись на локтях, Шипов оглянулся на вершину сопки. Самолет остался позади, метрах в сорока. Зацепив брюхом за вершину, он кувырнулся вниз, повалил пару жидких елок, но две другие, ниже, стояли богатырями, они приняли удар и, обломав самолету оба крыла, заставили его ткнуться носом в небольшую расщелину. От носа самолета по склону вниз тянулась глубокая борозда - и здесь, на ее конце, лежал он, Шипов… Значит, при ударе о стволы крупных елей его вышвырнуло из кабины и он кубарем прокатился вниз. Глубокий снег смягчил вынужденное катапультирование. Если бы удар был посильнее и самолет, обломав крылья, соскользнул вниз, следом, то…

Шипову показалось, что в глазах поплыли какие-то белые пятна. Он прилег и, когда снова взглянул на свет, понял, что ошибся: с глазами было все в порядке. Просто тихо пошел крупный снег… Засыпет. И так-то черта с два найдут. А через пару часов - и подавно. Припорошит - и поминай как звали.

Шипов снова оглянулся,.еще раз прикинул расстояние: да, сорок метров, не больше. Ползти придется на локтях, лежа на спине. Иначе пальцы не убережешь, да и носом снег пахать не велико удовольствие…

Первый метр дался труднее всего. Боль в ногах была невыносимой. Наконец удалось приноровиться, найти удобный «шаг» - и движение ускорилось… Любишь кататься - люби и саночки возить… Только бы рация осталась цела, а так хоть за сутки, но добраться до нее можно… Когда пересыхало горло, Шипов останавливался, закрывал глаза и с минуту ловил языком снежинки. От их холодных легких прикосновений становилось спокойно, порой даже безмятежно… Шипов вспомнил, что любил заниматься этим в детстве: съехав с горы на сан-ках, он, бывало, опрокидывался на спину, зажмуривался и ловил языком снежинки, считая их про себя…

Подъем занял около двух часов - как раз до сумерек. Еще полчаса, дона добилось, чтобы изыскать способ, как залезть в кабину. От боли Шипов дважды терял сознание. Первый раз - уже перегибаясь через борт кабины… Очнулся внизу, на снегу, в самом неудобном месте, какое только можно было тут, под самолетом, найти… Наконец удалось забраться на свое… рабочее место.

Рация оказалась не целее самолета.

Верная смерть… Снег сыпал внутрь сквозь разбитое стекло…

А ведь придется чинить, иначе и в самом деле - крышка. И никаких шуток, теперь все поблажки кончились…

Шипов внимательно осмотрел все наличные «инструменты»: один большой - на правой, два - мизинец и безымянный - на левой. Не густо. Потом он осмотрел рацию… Ну и задачка: все равно, что слону фокстрот сыграть… на саксофоне… Черт возьми, откуда еще шуточки лезут… Умом-то раскинуть: ясно, что дело - труба… А вот душа еще хорохорится…

Шипов стиснул зубы, поковырялся уцелевшими пальцами в рации, попробовал приспособить к делу указательные; они едва слушались, боль была такая, что в глазах мутилось и выступали слезы.

Время шло, темнота сгущалась… Собрать рацию вслепую и без рук - вот задачка на засыпку. Отвечу до утра - жить останусь…