До ее встречи со мной

Джек смотрел на него с легким раздражением. Поскольку он теперь, видимо, оказывает консультационные услуги, хорошо бы эти черти придерживались нескольких стандартных правил. Они не понимают, что ли, что у него есть работа? Они что, думают, все эти его книги просто вываливаются в одно прекрасное утро из каминной трубы? И ему остается лишь отряхнуть рукописи от сажи и отправить издателям? Так им кажется? А теперь они не просто появляются без предупреждения, но и сидят как каменные глыбы. Отелло превращается в этого, как его… в Озимандию[54].

– Кхе-кхе, – сказал Джек. Потом, с еще менее уверенной шутливостью, снова обратился к по-прежнему молчащему Грэму. – Кхе-кхе.

Грэм посмотрел на него и рассеянно улыбнулся. Он сжал свою кружку сильнее, чем нужно, и сделал глоток.

– Кофе как надо, сахиб? – спросил Джек.

Снова тишина.

– Нет, я вообще не против того, чтобы зарабатывать свои тридцать гиней таким способом; потеть не надо, и хорошо. Должно быть, любой психоаналитик мне бы позавидовал. Просто немного скучно. Если уж мне тебя пихать в свой следующий роман, я должен лучше понимать, что в тебе происходит, нет?

Пихать в свой следующий роман… Ага, и припишешь мне родинку на конце носа, чтобы я себя не узнал? Скажешь, что мне тридцать девять, а не сорок два? Какая-нибудь такая тонкая деталь? Но Грэм удержался от соблазна ответить в ироническом духе. Зато он беспокоился, что у него потеют руки.

Внезапно Джек взял свою чашку и ушел в другой конец длинной комнаты. Он сел на рояльный табурет, сдвинул часть мусора, закурил сигарету и включил пишущую машинку. Грэм услышал тихое электрическое гудение, потом быстрый стук клавиш. На его слух, это не звучало как обычная пишущая машинка, скорее как одна из тех штук, которые объявляют спортивные результаты по телевизору, – как его, телепринтер? Что ж, это вполне уместно: труды Джека в эти дни производились более или менее автоматически. Может быть, на его машинке есть специальный переключатель, как автопилот в самолете; стоит Джеку нажать его, и телепринтер начинает выдавать груды автономного мусора.

– Не обращай на меня внимания! – крикнул Джек, перекрывая шум. – Сиди сколько хочешь.

Грэм оглядел гостиную. Писатель сидел к нему спиной; Грэму была чуть-чуть видна его правая щека и кусочек клочковатой каштановой бороды. Он почти мог различить точку, в которой Джек парковал сигареты своим бесшабашным, но ах каким милым способом. «Вам не кажется, что запахло паленым?» – спрашивал он с совершенно невинным видом, и предмет, на который в этот конкретный вечер было обращено внимание, с наслаждением ржал над шуткой этого странного, рассеянного, саморазрушительного, но несомненно творческого человека. Грэму стало жалко, что он не может рассказать кому-нибудь из них про автомусорный переключатель на пишущей машинке.

– Налей себе еще кофе, когда захочешь! – крикнул ему Джек. – В морозильнике полно всего, если ты думаешь остаться на несколько дней. На запасной кровати чистое белье.

Ну еще бы. Никогда ж не знаешь, когда оно может пригодиться. Хотя Джека вряд ли смутило бы и осквернение брачного ложа.

Неким забавным образом Грэм относился к Джеку с такой же симпатией, как и всегда. Он поставил чашку кофе на пол и тихо встал. Затем медленно подошел к письменному столу. Шум машинки и раздававшиеся время от времени сполохи клавиш заглушали его шаги. Интересно, подумал он, какое предложение печатает сейчас Джек; из сентиментальных соображений он хотел бы, чтобы его удар не пришелся прямо на штамп.

Это был его любимый нож – с черной роговой рукояткой и шестидюймовым лезвием, сужающимся от ширины в дюйм до острия. Вынимая его из кармана, он повернул его боком, чтобы тот легче прошел между ребрами. Грэм преодолел последние несколько футов и потом не то чтобы вонзил лезвие, а просто столкнулся с Джеком, держа нож перед собой. Целил он примерно в середину спины справа. Нож ткнулся во что-то твердое, потом чуть соскочил вниз, потом вдруг погрузился примерно на половину лезвия.

Джек издал странный фальцетовый хрип, и его рука упала на клавиатуру. Раздался стук клавиш, потом десяток литер защемило, и шум прекратился. Грэм взглянул вниз и обнаружил, что порезал кончик указательного пальца. Он вытащил нож, быстро подняв глаза, когда тот оказался снаружи.

Джек дернулся на табуретке, задев машинку левым локтем, отчего несколько дополнительных клавиш присоединилось к спутанному пучку, который все еще пытался добраться до бумаги. Когда бородатое лицо медленно вплыло в поле зрения, Грэм утратил контроль. Он много раз вонзил нож в туловище Джека, в область между сердцем и гениталиями. После нескольких ударов Джек беззвучно скатился с табуретки на ковер, но это Грэма не успокоило. Перехватив нож так, чтобы бить сверху вниз, он продолжал упорно обрабатывать ту же область. Между сердцем и гениталиями, вот чего он хотел. Между сердцем и гениталиями.