До ее встречи со мной

Не задернув шторы, она включила свет. Доступ в комнату не то чтобы был ей запрещен, но она чувствовала, что нарушает границы. Это было личное пространство Грэма в их браке, и не только потому, что он там работал.

Она осмотрелась. Стол, стул, книжные полки, шкаф для бумаг. Изменилось лишь одно – ее фотография на столе. Раньше у Грэма тут стояла фотография, снятая на их свадьбе, – ей казалось, что ни на какой карточке она не выглядела счастливее. Она успела забыть, что давала ему фотографию, которая стояла на столе теперь: она, пятнадцатилетняя, в складках подросткового жирка, с ободком в волосах, с неуверенной улыбкой на лице, одобрявшей весь мир и все, что в нем творится.

Она дотронулась до пары листов на столе Грэма, не глядя на них. Потом праздно выдвинула верхний ящик его шкафа для бумаг. 1911–15, множество аккуратно разложенных документов. Второй ящик: 1915–19. Он выехал при легчайшем прикосновении, так что она почти не чувствовала ответственности за то, что заглянула в него. На груде журналов наискосок лежала пачка бумажных носовых платков; верхний высовывался наружу. Она сдвинула пачку в сторону. Верхний журнал из числа примерно тридцати был повернут задней обложкой, на которой красовалась броская реклама сигарет. Энн перевернула его и обнаружила, что это порнографический журнал. Она проглядела остаток пачки; все журналы лежали обложкой вниз, они были разные, но по содержанию – товар лицом – не отличались. Так вот почему Грэм в последнее время не очень стремился ее трахать.

А может быть… может быть, все наоборот: он это делал именно потому, что не очень стремился. Курица и яйцо, подумала она. Снова перелистывая верхний журнал, она почувствовала, что ей не по себе; живот свело. Не то чтобы Грэм был неверен ей, когда приходил сюда, просто – просто да, некоторым образом был. Это, наверное, лучше, подумала она, чем найти стопку любовных писем, но ей все равно казалось, что ее предали. К тому же это ее шокировало – не увиденное, нет, но то, что у Грэма – у мужчин – есть эта потребность. Почему мужчинам нужно, чтобы все было так очевидно? Почему им нужно раскорячиться над своими журналами, псевдонасилуя десятки женщин зараз? Почему им нужна такая грубая визуальная стимуляция? Почему у них такое никчемное воображение?

Когда она выдвинула ящик 1919–24, ее встретил легкий запах миндаля – его издавала открытая банка уже подсохшего клея «Грипфикс». Пластиковый колпачок не закрывал раструб, а лежал рядом с несколькими засохшими каплями клея на альбоме в желтой обложке. Энн замерла, зачем-то убеждаясь, что в доме тишина, и распахнула альбом посередине. Она увидела две собственные фотографии – вот куда они делись – и несколько ксерокопий пресс-релизов. Это были рецензии на один из ее самых ранних и самых скверных фильмов; рецензии, вышедшие за много лет до ее встречи с Грэмом, ни в одной из которых ее не упоминали. У нее самой-то этих рецензий не было.

Она перевернула альбом и стала изучать его с самого начала. Это была тайная летопись Грэма, фиксирующая ее жизнь до встречи с ним: фотографии; рецензии на ее фильмы (в которых, понятное дело, ее почти никогда не упоминали); ксероксы с рекламой свитеров, относившейся к моменту, когда у нее было совсем туго с деньгами (про свитеры-то он как узнал?); даже вырезки из тех – к счастью, очень немногочисленных – газетных колонок со сплетнями, где упоминалось ее имя. Одну из них Грэм обвел красным карандашом:

…замечен был также Джек Лаптон, автор-самородок, сочиняющий горячие и, можно сказать, возбуждающие романы, в сопровождении тускловатой кинозвездочки Энн Миэрс. По нашим сведениям, развод мистера Лаптона (у него двое детей) неизбежен, но бородатый кавалер что-либо сообщить на этот счет отказался…

Она вспомнила, как ее тогда замутило и как она подавила всякие мысли об этом по приказу своего агента.

Рядом с этой вырезкой, которая была приклеена к правой странице, располагалось острие нарисованной красным фломастером стрелки; древко прерывалось на краю страницы. Она последовала за ним, открыв разворот, где стрела брала начало: рецензия (опубликованная за три месяца до вырезки из колонки сплетен) на «Поздно плакать». Паршивый фильм. Рецензию написал Джек. Господи, Джек. Она про это совершенно забыла. Он недолго работал кинокритиком в одном из воскресных приложений. А чуть погодя она встретила его на вечеринке. Часть рецензии была обведена красным: