Гуру

Она облокотилась на оконную раму, наблюдая за падающим снегом. Она чувствовала себя грязной. Под коленками и под мышками выступил пот, и ей пришлось оттягивать свитер от кожи. Она положила руку на раздувшийся живот и заставила себя просидеть за своим столиком еще полчаса, разглядывая винтажные плакаты, провозглашавшие «Мы всегда открыты для вас!» и «Гамбургер за 45 центов!», потрепанную гитару, еле державшуюся на веревочке, и старый постер «Кока-Кола» с рисованной брюнеткой, сжимающей в руках стеклянную бутылочку. Ее поездка была удачной: Лиза призналась, что написала письмо в подпитии, что она разозлилась из-за эссе и сорвалась, наврав по поводу их совместной ночи. Почему же Сэм все еще ощущала такой сильный дискомфорт? Она подумала о Бекки Стюарт, о руке на спине Лизы, о перешептываниях между ними. Когда это они успели так сдружиться? И что имела в виду Бекки, заявляя, что она никого близко не подпускала к Лизе в школе? Это было неправдой. Или это и подразумевает взрослая жизнь? Когда ты реконструируешь детские впечатления, чтобы изобразить из себя последнюю жертву во всем и вся? Вспомнились слова из письма Лизы: «Если Сэм решилась на что-то, то это произойдет. Не важно, хочешь ты этого или нет… Взяла, что хотела. К черту, была я согласна или нет». И ее охватило бешенство, проложившее себе дорогу вверх по каждой косточке позвоночника и наконец прочно обосновавшееся в челюсти. Именно из-за таких ложных обвинений другим женщинам потом труднее заставить окружающих поверить их словам. От этого Сэм было сложнее заручиться доверием, когда она поведала миру свою историю много лет назад.

Музыкальный автомат отключился. Официанты вымыли полы и протерли столешницы, заодно обновляя запасы порционных пакетиков с солью и перцем на столах. Громко брякнул открывающийся и закрывающийся ящик кассы.

– Дамы, я вас покидаю, – обронил вышедший из кухни мужчина, в говоре которого узнавался житель Нью-Джерси. На вид он был одного возраста с Сэм, с очень сильным загаром и донельзя зализанными гелем волосами. Под майкой в облипочку сверкала золотая цепочка. Он дружелюбно подмигнул Сэм и спросил, понравилась ли ей их еда. Сэм ответила ему улыбкой.

– Да, спасибо. – Она представила, что подходит к нему вплотную, шепчет ему на ухо «Пойдем со мной» и, вернувшись домой, трахает его прямо в принадлежащем ее матери кресле королевы Анны, а он хватает ее за шею и со стоном кончает в нее. Мужчина спиной открыл входную дверь, все еще с ухмылкой глядя на нее, и вот его уже и след простыл. Сэм прикрыла глаза. «Черт возьми, – подумала она. – Снова туда же».

– Дорогуша, прости, пора расходиться, – сказала официантка, указывая на пластмассовые часы за ее спиной. Сэм развернулась и уставилась на шеренгу сотрудников, выстроившихся у основной стойки. На их лицах лежала печать усталости.

– Боже, как время пролетело, уже пора? – спохватилась Сэм. Она оставила побольше чаевых, без конца извиняясь. С годами к ней пришло осознание, как важно быть вежливой с официантами, посудомойками, сотрудниками на стойках регистрации в аэропортах, помощником ее стоматолога. Именно эти люди потом громко рассуждали в социальных сетях о своих десятисекундных встречах со знаменитостями, которые разрастались в их интерпретации до занимательных анекдотов. «Познакомилась я с этой вашей Самантой Миллер, – напишет кто-нибудь такой, – редкостная стерва, однако!» Сэм не могла себе позволить ни одного неудачного контакта, ни одного провального дня. У женщин, которые становятся публичными фигурами, может быть только один тип личности: милая. В противном случае они за одно мгновение могут лишиться всего, к чему так отчаянно стремились.

Сэм даже ахнула, оказавшись на улице. Холодный ветер больно впивался в кожу. Она достала свой телефон и открыла Гугл Карты. В юности она так часто ходила от «Делайлы» до дома, что могла пройти этот путь с закрытыми глазами, но снега выпало слишком много, перед глазами все расплывалось. Сэм смахнула капельки влаги с экрана и увидела, что у нее семь пропущенных звонков от Джейн и кучка сообщений от Татум, лучшей подруги в Нью-Йорке.