Она попыталась что-то сказать, но слова застряли у неё в горле. Затем, не выдержав, повернулась и быстро ушла, оставив за собой лишь слабый запах духов. Я слышал, как она всхлипывала, закрывая за собой дверь. Оставшись один, я почувствовал себя ещё более пустым и одиноким. Но это чувство пустоты было мне предпочтительнее любых попыток наладить отношения с Аленой. Я знал, что никакие разговоры и усилия не смогут изгнать из моего сердца тень Вики, ту непреодолимую пропасть, что разделяла меня и Алену с момента нашего брака. Ее хорошесть, правильность, любовь все это отвращало меня. Я злился, я ненавидел себя, ее, всех. Я просто окончательно сломался. По мне как проехались фурой и раздробили мне кости. Мне стало насрать на все.
С тех пор как Вика исчезла из моей жизни, в доме наступил хаос. Все эти дни я как будто был в состоянии оцепенения, погруженный в свои мысли и воспоминания. Мне было все равно на происходящее вокруг, на управление домом, на дела... Пока не взялась за это Самида.
Мама Самида, которая всегда казалась мне женщиной с железными принципами и непоколебимой волей, теперь взяла все в свои руки. Она стала фактическим главой семьи, диктатором, который решает всё за всех. Иногда мне кажется, что дом превратился в ее крепость, а мы с Аленой – просто пешки в ее игре. Но и на это насрать. Пусть делает что хочет.
Атмосфера в доме изменилась до неузнаваемости. Раньше здесь царило спокойствие и порядок, а теперь – напряжение и бесконечные указания. Самида установила свои правила, и каждый должен им следовать. Но что меня действительно раздражает, так это ее попытки контролировать меня. Она постоянно пытается вмешиваться в мою жизнь, учить меня, как мне быть, что делать.
- Ахмад, тебе нужно больше заботиться о семейных делах. Ахмад, ты должен брать на себя больше ответственности. Словно я не знаю! Но после всего, что произошло, после моего расставания с Викой, мне кажется, что ничего уже не имеет значения. Мое равнодушие к происходящему вокруг растет с каждым днем. Иногда я ловлю себя на мысли, что мне действительно все равно. И плевать на правила Самиды, на ее попытки управлять мной. Я забыл, когда в последний раз чувствовал что-то иное, кроме пустоты и отчаяния.
Иногда я даже думаю, что этот дом, этот мир, в который я когда-то так верил, больше не мой. Я чужой здесь, среди этих стен, среди этих людей. И неважно, кто теперь властвует в доме – Самида или кто-то другой. Мне уже все равно.
Та ночь, когда Алена была доставлена в роддом, навсегда врезалась в мою память. Никогда раньше я не видел ее такой испуганной и одновременно стойкой. Хотя мы и не были с ней близки, я не мог отрицать, что чувство сожаления и сочувствия к Алене всё же присутствовало в моем сердце. Когда пришло сообщение о том, что что-то пошло не так, и состояние Алены ухудшается, я поспешил в роддом, не в силах поверить, что этот кошмар действительно происходит. Страх, который я видел в ее глазах последний раз, когда мы виделись, был страхом, который я никогда не забуду.
- Ахмад, я люблю тебя. Я обязательно рожу тебе сына!
- Все будет хорошо! – сказал я и обманул ее.
Шок от вести о ее смерти во время родов был настолько силен, что я не мог сразу его осмыслить. Это было непостижимо. У нее открылось кровотечение, которое врачи не смогли остановить. Она просто не пришла в сознание. Алена ушла из жизни, оставив мир, в котором ей так и не удалось найти счастья, по крайней мере со мной. Я понимал, что никогда ее не любил, как должен был, как она заслуживала. Мои чувства к ней всегда были скорее сочувствием, чем любовью. А последнее время адским раздражением. В ту ночь я понял, насколько жестоко обращался с ней. Теперь я потерял их обоих…Одну из-за своего гнева, ревности и ненависти, другую из-за своего равнодушия. Смерть Алены стала для меня уроком, жестоким напоминанием о том, что мои решения и действия имеют последствия, и иногда они необратимы.
Стоя в том холодном, безжизненном коридоре роддома, я осознавал, что моя жизнь кардинально изменилась. И теперь мне предстояло жить с этими последствиями, с памятью о двух женщинах, чьи жизни так или иначе были разрушены мной.
Стойкий запах антисептиков заполнил помещение, где лежало тело Алены, накрытое белой простыней. Мои шаги были тяжелыми и неуверенными, когда я подошел к ней. Мир вокруг казался замершим, словно даже время остановилось в этой палате, отделяя меня от остальной реальности. С трудом заставив себя подойти ближе, я осторожно опустил руку, чтобы прикоснуться к простыне. Где-то в глубине души я все еще надеялся на чудо, что она вдруг откроет глаза и улыбнется мне, как это бывало раньше. Но глубокое молчание лишь подтверждало неизбежное.
- Алена... – мое горло сдавило от невысказанной боли, и я едва смог произнести ее имя вслух. – Прости меня, пожалуйста. Прости за всю боль, которую я тебе причинил, за то, что не смог быть для тебя тем, кем должен был.