Испанский вариант

Направо была <жилая> комната Штирлица, а налево - ателье: здесь, в Испании, он начал заниматься живописью. Это была единственная возможность отдохнуть: цвета Испании таковы, что сами по себе просятся на холст. Штирлиц писал маслом и гуашью. Когда он Стоял у мольберта, наступало расслабление, и он ощущал цвет, форму и солнце, все время солнце: такова уж Испания - здесь во всем чувствуется особое, желтое, синее, дымно-серое, раскаленно-красное, голубоватое, белое солнце...

<Вася придет через полторы минуты, - устало подумал Штирлиц, закрыв глаза. - Не Вася. Вольф. Какой, к черту, Вася?! Нельзя позволять себе даже в мыслях называть его Васей... Ну и что мы сделаем - даже вдвоем - за то время, которое нам отпущено? Нельзя, чтобы Дориана увезли в Берлин. Черт, отчего так болит желудок? Эти бесы в кабаках здесь легко продаются, могут сыпануть какой-нибудь гадости проклятому немецкому дипломату, который никак не соглашается подвербоваться ни к грекам, ни к мексиканцам... Самые могучие разведки мира! Зуд в простате, а не разведки, а ведь как суетятся... Кто, интересно, через них работает? Мои шефы из СД или Лондон? Или Париж? Или?.. Гробанут ведь за милую душу от чрезмерного энтузиазма...>

Штирлиц открыл один глаз и посмотрел на часы. Прошло полторы минуты. В дверь постучали. Штирлиц поднялся и негромко сказал:

- Входите. Не заперто.

Он сказал это по-итальянски: о том, что вокруг него вертелись <римляне>, он написал в свое время официальный рапорт Лерсту и получил его санкцию продолжать встречи. На всякий случай, пока они с Вольфом не ушли в комнату и не включили музыку, здесь, возле лестничной площадки, стоило соблюдать осторожность.

Вольф был в больших очках и в берете, гладко обтягивавшем его шевелюру; голова поэтому казалась лысой. Он специально подбривал виски очень высоко, чтобы сохранялась эта иллюзия, когда приходил из отряда, где была рация, в Бургос.

Они обменялись молчаливым рукопожатием и пошли в комнату, окна в которой были забраны толстыми деревянными ставнями - даже днем здесь поэтому бывало прохладно.

Вольф выслушал Штирлица молча, тяжело нахмурившись.

- Это страшно, - сказал он. - Я уж не говорю о том, что в Берлине бедняге Дориану будет крышка...

- Эмоциональную оценку я бы дал более конкретную, - хмыкнул Штирлиц. - Нас с тобой ожидает аналогичная крышка. Какие предложения?

- Никаких.

- Смешно выходить на связь с центром только для того, чтобы сообщить им эту новость. Надо выходить с предложениями.

- Выкрасть Дориана можно?

Штирлиц отрицательно покачал головой.

- Даже если мы пойдем на риск устроить нападение на твою контору?

- Когда Хаген почувствует, что вы одолеваете, он пристрелит Дориана. Кофе хочешь?

- Нет. Воды хочу.

- По-моему, у Клаудии нет холодной воды. У нее всегда есть холодное тинто*.

_______________

* Т и н т о - сорт красного вина (исп.)

- Угости холодным тинто.

- Сейчас схожу на кухню.

Штирлиц убавил громкость в старинном граммофоне, но Вольф остановил его:

- Пусть играет, я люблю это танго.

Штирлиц вернулся через минуту с холодным глиняным кувшином и двумя стаканами.

- Смотри, - сказал Штирлиц, - этот высокий граненый стакан похож на...

- Да... Только у нас из таких пьют водку...

- Слушай, а в Барселоне есть немецкий <юнкерс>?

Вольф долго пил красное вино. Он делал маленькие глотки, глядя при этом на Штирлица, и тот заметил, как в уголках четко очерченного рта его товарища появилась улыбка. Вольф поставил стакан на стол, достал из кармана платок, вытер грани так, чтобы не остались следы пальцев, закурил и сказал:

- Ты чрезвычайно хитрый человек.

- Ну и как ты оцениваешь это мое качество?

- Я оцениваю его самым положительным образом, несмотря на то, что ни в Барселоне, ни в Мадриде <юнкерсов> у республиканцев пока нет...

Прага, 1934 __________________________________________________________________________

Борцов спросил:

- Вы проверились?

- Что-что? - не понял Пальма.

- Никто за вами не шел?

- Так я же спросил на пресс-конференции, могу ли я вас навестить, и все слышали ваш ответ.

Борцов перевел шкалу приемника на другую станцию - передавали последние известия из Вены.

- Это все верно, - сказал он, медленно стягивая через голову галстук, - только выходить вам отсюда придется с саквояжем, в котором лежат деньги, много денег, и провозить их вам придется через границу - нелегально, вот в чем вся штука. Сунут вам провокацию тут. - что тогда?

Пальма усмехнулся:

- Мне говорили, что ваши люди очень боятся провокаций в демократических странах.

- Где-где?

- Ну, здесь... На Западе...

- А вы не боитесь?

- Не боюсь.

- Ну, ну...

Борцов подвинул носком туфли большой, свиной кожи портфель к ноге Яна. Пальма заметил, что Борцов не расставался с этим портфелем и на пресс-конференции в <Амбассадоре>.

- Это для Вены?

- Да.

- Чьи это деньги?

- Наши.

- Чьи? - повторил Пальма.

- Это деньги наших людей... Они собрали их в ячейках МОПРа. Наши люди живут еще далеко не так хорошо - я имею в виду материальный аспект, - как нам хотелось бы. Но они помогают товарищам по классу.