Испанский вариант

- Друзей... Какое горе, какое горе... Я могу похоронить их завтра между тремя и пятью пополудни.

- Мы хорошо заплатим, если вы поможете нам сейчас, - сказал Пальма.

- Очень сожалею, сударь, очень сожалею...

Они шли по совершенно пустой улице, когда их остановили трое патрульных. Старший, очень высокий человек со шрамом на щеке, картинно козырнув, приказал спутникам:

- Проверьте документы.

- Слушаюсь, господин Лерст!

Пальма достал свой паспорт. Лерст увидел латышский герб, снова козырнул - ему, видимо, нравилось это - и спросил Вольфа:

- Вы тоже иностранец?

- Да.

- Можете идти. Только осторожнее. Здесь еще стреляют бандиты.

Когда патруль отошел, Пальма спросил:

- Какой у вас паспорт?

- У меня вовсе нет паспорта, - ответил Вольф. - Давайте завернем налево, там, кажется, таксомоторный парк.

- Ничего себе нервы, - ухмыльнулся Пальма.

- А у меня их нет, - тоже улыбнулся Вольф, - как и документов.

<Ц е н т р. ...После того как он достал грузовик в латышском

посольстве и лично провез семьи восставших через нацистские патрули в

лес, я обратился к нему с предложением отправиться в Прагу для

встречи с Борцовым, который доставил деньги, собранные МОПРом, столь

необходимые для спасения наиболее активных шуцбундовцев. Он принял

это предложение, спросив меня, кто я на самом деле. Понимая, что

встреча с Борцовым у него неминуема, я сказал ему, что являюсь

представителем МОПРа. Он долго раздумывал, видимо, колебался, прежде

чем подтвердил свое согласие отправиться в Прагу и провезти через

границу чемодан с деньгами, чтобы обеспечить спасение шуцбундовцев.

В о л ь ф>.

Шифровка Вольфа была доложена руководству. В тот же день, двумя часами позже, в Ригу ушло задание: срочно установить личность журналиста Яна Пальма, сына известного дипломата и разведчика, работающего ныне послом на Востоке.

Бургос, 1938, 6 августа, 9 час. 27 мин. __________________________________________________________________________

- Ну, а из отеля, как мне помнится, - продолжал Пальма, наблюдая за тем, как торопливо записывал его слова Хаген, - я сразу же уехал на вокзал, купил билет и отправился в горы - отдыхать и кататься на лыжах.

- В горы?

- В горы.

- В какое именно место?

- Суходревина, по-моему. Это между Братиславой и Веной. Так мне сейчас кажется.

- И вы категорически утверждаете, что с Уго Лерстом в Вене не встречались?

<Что он пристал ко мне с Веной? Я ведь действительно не встречал там Лерста. А если встречал, то, значит, все эти годы он держал меня под колпаком, - быстро думал Пальма, пока Хаген записывал свой вопрос. - Нет, я Лерста там не видел, это точно. Я видел там тысячу лерстов - это было самое страшное>.

Он вспомнил, как лерсты, похожие на него лерстенята и лерствятники ворвались в подвал, где прятались женщины и дети, и как они врезались в толпу со своими дубинками, и как в первое мгновение ему показалось, что это все спектакль, что это все в шутку - и быстрые взмахи рук, и крики, и тела на полу, и сладкий запах крови, и сухие выстрелы, почти неслышные в этом вопле. Только когда он увидел, как женщина вытащила за ноги трупик ребенка и стала играть с ним, будто с куклой, - только тогда Ян понял, что все это значит...

- Повторяю: впервые с Лерстом я встретился значительно позже.

- И в Прагу вы из Вены не ездили?

- Значит, Прага вас тоже интересует?

- Интересует, Пальма, интересует.

Прага, 1934 __________________________________________________________________________

Пражский отель <Амбассадор> был забит журналистами в тот солнечный, теплый, совсем не февральский день. Здесь проходила пресс-конференция советского писателя Борцова. Маленький черноволосый человек в профессорских очках, весело щурясь, оглядывал зал и рассеянно прислушивался к очередному вопросу корреспондента <Фигаро> из Парижа.

- Вы прибыли сюда только с одной целью, мсье Борцов? - спрашивал журналист. - Только с целью встретиться с вашими издателями? Или у вас есть какие-то иные задачи?

- Задач у меня много, а цель одна: встретиться с издателями моих книг в Чехословакии. Вы информированы совершенно правильно.

- Испытывают ли писатели в России гнет со стороны режима? - спросил журналист из Швейцарии.

- Писатели фашистского, порнографического или расистского толка в нашей стране испытывали, испытывают и будут испытывать гнет со стороны пролетарской диктатуры.

- Я представляю <Тан>, мсье Борцов. Скажите, пожалуйста, что вас больше всего волнует в литературе?

- А вас? - улыбнулся Борцов.

- Меня волнуют в литературе вопросы любви и ненависти, террора и свободы, младенчества и старости!

- Здорово! Вы помогли мне ответить. Считайте эти слова моим ответом на ваш вопрос. Вы, видимо, писали в юности новеллы, не так ли?

- Я не писал новелл в юности. Просто, как мне кажется, эти темы в сегодняшней России запрещены, ибо существуют, насколько мне известно, лишь две темы, санкционированные Кремлем: коллективизация и индустриализация.

Борцов ответил, по-прежнему снисходительно посмеиваясь: