Истории для девочек

– Слушай, девушка, – вдруг совсем переменила тон старуха, и при мерцающем свете огарка лицо ее стало важно и неподвижно, как у мертвеца, – слушай, девушка… черные мысли посланы шайтаном… великою темною силою… темная сила изгоняет светлую из твоей души… Душа твоя борется… Темная сила торжествует. Я вижу горы… черная ночь их караулит… Идет сазандар по горной тропинке… идет не по воле. Белая голубка заменяет черную орлицу в гнезде орла… Сазандар все дальше… и дальше… Ему смерть заглядывает в очи… Крыло темного ангела близко, но его не задело… Он жив… Горный сокол его защита… Но горному соколу недолго летать в горах… Я вижу кровь… много крови… А там плачет белая голубка, что не попала в гнездо орла… Орел любит свое детище… И еще дорога… Холодная страна… и девушки… их много… много… Орленок пойман и заперт в клетку… Он задыхается и плачет… он рвется в горы, и снова темный ангел близко… Его крыло трепещет… Он…

Старуха не кончила… Она упала в конвульсиях у порога и громко застонала…

Быстрым движением рванула я дверь и очутилась на воздухе.

– Что наврала тебе старуха? – заинтересовался Сарем, подавая мне стремя. – На тебе лица нет, княжна!

– О Сарем, – вырвалось у меня, – как все это ужасно, надо ей помочь, она умирает.

– Выживет. Ведьмы живучи, – рассмеялся он недобро, – еще долго будет морочить народ и выклянчивать деньги!..

Добрый путь, княжна, кланяйся генералу, – и я поскакала к дому.

Назавтра был решен мой побег. Ни одна душа не догадывалась о нем. Целые три недели длились приготовления. В маленьком узелочке были сложены лаваши и лобии, маленький кинжал, остро отточенный мною на кухонной точилке во время отлучки Барбале, тоже лежал под подушкой… Я уже сходила на кладбище проститься с могилками мамы и Юлико.

Я выпустила на свободу Казбека. С бабушкой я была особенно добра последнее время: мне не хотелось оставлять о себе дурного впечатления. Я была кротка, добра, предупредительна. К отцу только я не ласкалась… Я боялась, что, если прижмусь к моему дорогому, если загляну в его глаза, – у меня уже не хватит силы его покинуть и я не решусь оставить его…

Накануне побега я в последний раз наслаждалась безумной скачкой на спине Шалого.

– Завтра, – твердила я как во сне, – я уже не буду видеть тебя, мой благоухающий Гори… я буду далеко… Завтра, когда счастливая невеста войдет в дом моего отца, маленькая злая княжна Нина будет уже за несколько десятков верст от дома! Прощай, Гори! Прощай, моя родина!.. «Белая голубка заменит в гнезде черную орлицу, – вспомнила я предсказания Сарры. – Маленький орленок не может ужиться в одном гнезде с белой голубкой…»

Почти бесчувственную снял меня с лошади отец, ожидавший у крыльца моего возвращения, и, прижав к груди, понес в дом.

– Нина, что так долго? Как ты нас испугала, дитя мое! Где была ты? – ласково журил он меня. – Что с тобой! Как ты побледнела!

– Ничего, папа, меня понес немного Шалый, – солгала я.

– Эти прогулки пора прекратить, слышишь ли! Ты не будешь больше ездить на Шалом, пора приняться за серьезное учение, – строго проговорила бабушка, не удостоив меня даже взглядом.

– Да они и прекратятся, завтра же, – не без злорадства сказала я, дерзко взглянув на педантичную старуху.

– Что это у тебя, дитя? – спросил отец, указывая на узелок, который я, как сокровище, прижимала к груди.

– Это? – и я вспыхнула, как зарево. – Это… маленький сюрприз тебе на завтра… к свадьбе… – солгала я.

Бедный отец! Если б он знал, что за свадебный подарок готовила ему его любимица-джаным!

Он ласково, счастливо улыбнулся мне…

Чай, выпитый мною в последний вечер в отцовском доме, показался мне горьким и невкусным. Я не дотронулась ни до ужина, ни до вина. Ссылаясь на головную боль, я попросила позволения выйти из-за стола.

Бабушка сердито покосилась на меня, а отец встал встревоженный.

– Что с тобой, чеми потара сакварело? – спросил он, благословляя меня на сон грядущий.

– Ничего, папа, болит голова немного, устала и только! – возможно спокойнее отвечала я.

Он догнал меня на дороге, поднял на руки и понес, шутливо убаюкивая, как это часто делал в детстве.

– Папа мой, – шепнула я, блаженно закрывая глазки, – если б я умерла… как мама и Юлико… ты бы много плакал? Горько?

– О-о! – стоном вырвалось из его груди, и он до боли крепко сжал меня руками.

Я видела при бледном свете месяца, как помертвело его лицо, и сердце мое сжалось.

– Что ты, папа, золото мое… ведь я жива, я около тебя… здесь, папа… и буду с тобою хорошей, умницей… а ты посиди за это у меня на постельке и расскажи мне сказку о луче месяца… помнишь, как рассказывал, когда я была малюткой! – просила я, ласкаясь к нему.

– Да, да, – обрадовался он, – я расскажу тебе сказку, а ты лежи тихо, как мышка.

– Милый папа, – позвала я его, в одну минуту раздевшись и юркнув в постель, – я готова. Начинай свою сказку…

Он сел на краю кроватки и, играя моими черными длинными косами, начал свою сказку…