КОМ-3 (Казачий Особый Механизированный, часть 3)

Дальше — как я и предсказывал:

— В гостиную, на парадное место повешу! — заявил батя с горящими глазами. — И письмо в рамку! Мать, никому чтоб не давала трогать, замуслят всё!

— Конечно-конечно! — матушка заметалась, как курица над цыплятами. — Ахти! Отец! Дело-то какое! Езжай за ребятами да кумовьёв позови, а мы столы начнём готовить!

В общем, батя поехал в город, маманя с Мартой в кухню побежали, а Серафима пока дитё кормила. Потом она его няне отдала, а меня этак за портупею пальчиком прихватила:

— Пойдём-ка, милый друг, поговорим приватно, — и дверь на крючок.

И в койку!

Не могу сказать, что я против таких… кхм… разговоров.

В общем, воспользовались мы наглым образом общей сумятицей. «Поговорили». Зато настроение стало куда как умиротворённее.

Примчавшимся сёстрам-зятьям всем раздал по газетке. Родни всякой ближней-дальней набился полный дом. Каждый имел возможность полюбоваться на фотографию — «Ты глянь! Государь-то как живой! А Илюха-то наш — орёл!» — и на императорское письмо, которому батя успел в городе прикупить рамочку со стеклом.

За столами сидели, конечно, пили-ели-пели да плясали. Так день и пролетел кувырком. Зато выкроил момент да оттеснил зятька Афоню в уголок и говорю:

— Ты, братец, как хочешь, а организуй мне возможность дома бывать. Иначе у меня там уж ум за разум заходит!

Крепко он задумался.

— Ну, Илюх… Каждую неделю не обещаю, но раза два в месяц, поди, смогу устроить. В понедельник в конторе сяду, попробую маршруты скорректировать.

— Ты уж постарайся.

А под самый, так сказать, занавес отвёл я батю в сторону моего будущего дома, которому как раз фундамент выводить закончили, и достал из планшетки указ императорский.

Пока батя читал, да завитушки всякие да украшения на указе рассматривал, кажись даже протрезвел.

— Ты это, сына, — голос батин дрогнул, — ты, молодец! Дай тебя обниму! Это ж! Я о таком только в книжках про рыцарей читал, а тут сына сподобился! Личный, — он воздел палец к небу, — личный приказ государя надёжи-императора на личную милость для Ильюшки Коршунова! А! А кто Ильюшку воспитал? Я! Вот и не зря жизнь прожил!

Чего-то отец вообще отвернулся, глаза утирает. Я приобнял его:

— Папань, ты в особую ажитацию не впадай. И уж извини, этот указ я тебе отдать на хранение не могу — его ж, поди, в документы личные сложить надо. Я вам вечером с матушкой да Симой покажу ещё раз, только для своих. Но распространяться не надо. Хорошо?

Батя подсобрался, смахнул слезу и кивнул.

— Ну и ладненько.

Посидели, в общем, задушевно. Я, правда, выпивал весьма умеренно, поскольку имел нацеленность ночью ещё рас с супругой «побеседовать». А может, и не один. А то ишь, много воли взяла! Надо наказать её пару раз…

Назад отправился тем самым десятичасовым Новосибирским, и на учёбу умудрился не опоздать.

ПОЛЁТЫ

Сразу скажу вам, что усилиями Афони график движения дирижаблей был скорректирован таким образом, что раз в две недели в пятницу через Новосибирский воздушный порт проходил один из бортов, направляющийся на восток.

По пятницам университет учился в щадящем режиме — три пары, завершавшиеся около половины третьего. Обычно с обеденного перерыва я приходил уже с дорожным чемоданчиком, сразу после лекции брал ноги в руки и мчался до КПП (или, как его цивильно называло большинство студентов, «домика привратников»), где меня уже поджидало вызванное к этому времени такси. Вот хорошо, что в Новосибирске таксомоторная фирма появилась, иначе трясся бы я на конке втрое дольше!

Меньше чем за час добирался до грузового воздушного порта и в половине четвёртого отбывал на Иркутск. Шли на небольшом форсаже, к девяти утра уже выгружались в Иркутске — а там меня уж батя на «Победе» ждал.

И до двух часов дня воскресенья — гуляю! Пусть всего чуть больше суток мои, но за этот короткий отпуск я успевал и с родными наговориться, и с малым поиграть, и даже иной раз в гости с семьёй прокатиться или в театры-филармонии. И, конечно же, длинную сладкую ночь с любимой провести.

Не спал почти в эти сутки, зато на обратном пути в дирижбанделе практически всё время полёта дрых, как отрубленный.

Серафима всё равно скучала и раза по три на неделе писала мне письма. И по мере того, как соскучивалась сильнее, письма становились всё нежнее и чувственнее. Вчера вот опрометчиво в обеденный перерыв открыл свежее… и никуда уж не пошёл. Потому как неловко по коридорам перемещаться в кондиции, несоответствующей публичному пространству. Кхм.

Однако, перед сном ещё раз перечитал. Мне, вообще-то, и без того она почти каждую ночь снится, а тут… прям ух! Просыпаться жалко было, право слово.

СВОИМ ЧЕРЕДОМ

Учёба вошла в привычную колею, всё как-то утряслось и более-менее устаканилось.

Оружейщики наперебой придумывали всё новые усовершенствования, и мы их испытывали одно за другим. Вот к примеру…

— Подождите, Илья. Нам нужно серьёзно поговорить.

Капитан-артиллерист, видимо, давно уже караулил перед ангаром с «Саранчой». По крайней мере, пока я шёл к ангару, и он меня ещё не заметил, успел раза три пройтись перед входом. Меня ждал. Ну а что? Надо — поговорим.