Копенгагенский разгром

— Что случилось? — спросила виконтесса. — Куда ты умчался очертя голову?!

— Элен, мне нужно немедленно бежать в полицию, — процедил я, переводя дыхание.

— В полицию? — изумилась мадемуазель де Понсе.

— Элен, я все понял. Артемия Феклистова убил капитан Годен.

— О чем ты говоришь? — Виконтесса решительно ничего не понимала.

— Теперь все ясно. Вот почему он не возражал, когда я предложил ехать в Ярмут! Я хотел избежать ловушки, а ловушка с самого начала сопровождала нас!

— Андрэ, что ты говоришь? Ты несешь какую-то чушь! Если бы сэр Оливер участвовал в заговоре, мы бы не доехали до Ярмута!

— Действительно, это странно, — задумался я.

— Но почему… почему ты решил, что Годен виноват в смерти твоего друга?

— Помнишь, что рассказывал гвардеец о коллекции капитана Годена?

— Собирается из вещиц убитых…

— Да!

Я показал ей полоску серебристой материи.

— Это нарукавная нашивка от мундира лейтенанта Феклистова.

Мадемуазель де Понсе протянула руку, но в последнюю секунду отдернула ее.

— Ты уверен? — спросила она, глядя на меня с испугом.

Я кивнул. Элен посмотрела по сторонам, словно искала ответ на мучившие ее вопросы.

— Это какая-то несуразица, — проговорила она. — Зачем капитану Годену убивать твоего друга?

— Чтобы ограбить нас, — ответил я.

Голос мой прозвучал неуверенно. Элен подняла на меня глаза, покачала задумчиво головой и спросила:

— Тогда почему он не ограбил нас?! — и немного помолчав, сказала: — Глупость! Простое совпадение. Эта нашивка принадлежала еще кому-то. Не забывай, что сэр Оливер Годен — боевой офицер.

Я подошел к окну и уставился на улицу, опершись о подоконник. Солнце село, на улице горели фонари. Но я ничего не видел перед собою. Я воображал, какими будут похороны Артемия. Перед мысленным взором стоял гроб, а в гробу лежал лейтенант Артемий Савельевич Феклистов в мундире, у которого не хватало нашивки.

Вдруг я увидел в отражении, как белый продолговатый предмет взметнулся вверх у меня за спиной. Я быстро обернулся, но тяжелый удар обрушился на мою голову, и я потонул в кромешной темноте.

Глава 6

Очнувшись, я увидел скорбные лица на гобеленах. Потомственные рыбаки смотрели так, словно сельдь была их проклятием, а не средством к существованию.

Я лежал на узкой кровати, так близко приставленной к окну, что рисковал разбить голову о подоконник, если б неосторожно вскочил. Однако подниматься я не спешил, хотел обдумать случившееся.

Скосив глаза вбок, я увидел синее платье и нежные кисти, лежащие на коленях. Уж не Бекки ли, подумал я?

В голове проносились смутные образы, обрывки каких-то разговоров, — в единую картину они не складывались, но оставляли чувство длительного беспомощного состояния. И я решил, что нет смысла таиться. Не для того же уложили меня в постель и оставили под присмотром сиделки, чтобы еще раз ударить по голове, как только приду в себя.

Я приподнял голову, но лицо девушки осталось скрыто за медным кувшином, стоявшим на столике подле кровати.

— А где фарфоровый кувшин? — еле слышно спросил я.

— Мосье граф, вам лучше? — обрадовалась сиделка.

Ее голос будил неясные воспоминания. Она наклонилась надо мною, белокурый локон коснулся моей щеки.

— Николь, — прошептал я.

— Мосье граф, вам лучше? — еще раз спросила она. — Я пошлю за врачом. Доктор Руиз велел позвать его, как только вы придете в себя!

— Обожди! Обожди! — Я схватил ее за руку, приподнялся и все-таки ударился о подоконник.

— Дева Мария! — вскрикнула Николь. — Лежите, прошу вас, лежите.

Стукнулся я несильно, но подоконник пробудил мои чувства: оказалось, и без него меня мучила тупая головная боль. Но ладошку Николь я не выпустил. Впрочем, теперь она и сама не пыталась высвободиться, решив, что нельзя оставлять меня без присмотра даже ради того, чтобы вызвать доктора.

— Так где же фарфоровый кувшин? — повторил я, оглядев помещение.

— Вы разбили его, — ответила девушка.

— Разбил, — хмыкнул я, припомнив, как отражение кувшина взметнулось вверх над моей головой. — Ну, можно и так сказать…

— Вам уже лучше. Я вижу, вам значительно лучше, — улыбнулась девушка.

— Это я понял. — Губы слушались плохо, но я выдал кривую ухмылку. — Но что здесь произошло? Где мадемуазель де Понсе? А капитан Годен? Где он? Где сэр Оливер Годен?

— Я не знаю, — пожала плечами Николь. — Где капитан Годен, не знаю. А госпожа виконтесса села на корабль и уплыла в Санкт-Петербург. Вам было плохо, и вас оставили здесь. И нас оставили присматривать за вами.

— Вас? — спросил я.

— Меня и Жана, — кивнула Николь.

— Мосье Каню! — обрадовался я. — Но где он? Где? Позови его немедленно!

Я обрадовался потому, что решил, будто от камердинера добьюсь большего толка.

— Где он? Позови его! — потребовал я.

— Мосье граф, Жан ушел в город. Думаю, он вернется с минуты на минуту.

— Ну, хорошо, подождем.

Я прикрыл глаза, полагая, что самое лучшее — это дождаться возвращения камердинера. В голове кружились мысли и предположения — одно несуразнее другого. И не было сил у меня ни связывать их в ясную картину, ни гнать прочь. Я хотел поскорее увидеть Жана или хотя бы вздремнуть до его возвращения. Так прошло с четверть часа.