Крысолов

Ни на солнце, ни на смерть

нельзя смотреть в упор

Ларошфуко

май 1910 года

Москва

Ротмистр Иванов, занимавшийся в Московском охранном отделении делами социал-демократов, докладывал о проведенной им операции.

— Таким образом, нами проведены аресты социалистов Шевченко, Милютина; наконец, что приятно, арестован неугомонный Макар, он же член ЦК партии большевиков Виктор Ногин, а также неизвестный нам ранее революционер Роман Малиновский.

— Это что еще за гусь? — спросил полковник Заварзин, начальник Московского охранного отделения.

— До конца его роль в революционной деятельности еще не понятна, господа, — ответил Иванов. — В ноябре 1909 года он уже арестовывался, как делегат Всероссийского антиалкогольного съезда вместе с доктором Предкальном и после трехмесячной отсидки в доме предварительного заключения выпущен без права жительства в столице. Переехав в Москву, работал на заводе Штолле за Бутырской заставой и, по нашим сведениям, якшался с социалистами. Сейчас задержан по подозрению, по сообщению наших филеров, в апреле Макар несколько раз навещал Малиновского.

— Попробуйте с ним поработать, господин Иванов, может что-то толковое и выйдет, — последовал совет Заварзина.

Иванов продержал арестованных неделю, прежде чем вызвать их на допрос. За это время он более подробно выяснил личность Романа Вацлавов Малиновского, родившегося 18 марта 1876 года в Густынском уезде Варшавской губернии, по национальности поляка, по происхождению — из крестьян Плоцкого воеводства, прошедшего военную службу в качестве ефрейтора лейб-гвардии Измайловского полка, неоднократно попадавшего в поле зрения охранного отделения.

Интуиция подсказала Иванову, что Малиновского можно завербовать. Он приказал подготовить арестованного к беседе. Последнее означало — унизить человеческое достоинство. То была первая проба, от которой зависел весь замысел и, разумеется, дальнейшая судьба Малиновского.

Малиновского поместили на несколько дней в сырую, холодную камеру, в которой не было ни кровати, ни стула — арестованным приходилось сидеть и спать на каменном полу. Его плохо кормили. Надзиратель, заглядывающий в глазок, докладывал начальству, в каком настроении их подопечный.

Однако Малиновский сумел выдержать почти десять дней в такой камере. Тогда Иванов распорядился перевести Малиновского в камеру, где содержались уголовники. Угроза урок опустить подействовала. Малиновский запросился на допрос.

— Вы знаете, в чем вас обвиняют? — начал беседу Иванов.

— Нет.

— А я почему-то думал, что знаете, — Иванов говорил медленно, словно подбирал слова. — Вас обвиняют в сношениях с социалистами, а это — вы должны знать — злейшие враги самодержавия и Отечества.

Малиновский молчал, не знаю, что ответить.

— Расскажите, но только честно, про свои встречи с Макаром…

— Я не знаю никакого Макара…

Иванов вздохнул.

— Вы вредите самому себе, — сказал Иванов, выдвигая ящик письменного стола, — я знаю о вас все.

Ловким движением руки он швырнул на стол, покрытый зеленым сукном, пачку фотографий.

— Полюбуйтесь, — ровным тоном предложил он. — Здесь запечатлена ваша встреча с Макаром в Петровском парке. Напрасно отрицаете — я знаю больше, чем вы предполагаете. Например, об организации подпольной типографии… Вы знаете, что за это злодеяние полагается каторга? Если вы не думаете о себе, то пощадите свою жену и детей, да и в камере вас ждут…

При этих словах Малиновский вздрогнул и стал белее снега. Он молчал, уставившись в фотографии, разбросанные по столу.

— У вас есть только один выход из этого положения, — продолжал Иванов. — Я много об этом думал и пришел к выводу, что он устроит и вас, и, тем более, нас. Вы знаете, о чем я говорю?

— Нет, — отрезал Малиновский.

— Я думаю, не стать ли вам нашим платным агентом?

— Никогда! — закричал Малиновский, вскочив со стула. — Никогда! Вы слышите?

— Не спешите, — успокоил Иванов. — Хорошенько подумайте о моем предложении. Я делаю его не каждому встречному, а лишь тому, кто достоин. Вы лучше меня понимаете, что находитесь в ужасном положении. По-моему, революционное движение не для вас. Вы только задумайтесь, что такое эти партии? Это группы руководителей, при помощи которых мы вылавливаем бунтующий элемент. За это мы им можем сказать спасибо. А идеи — чепуха, они для того, чтобы завлечь наивных и простых людей. На этот крючок попадаются многие, вот попались и вы.

Малиновский молча, не прерывая, слушал монолог ротмистра. А тот продолжал:

— Я понимаю, вы не революционер, а искатель приключений. Когда за совершенные злодеяния вы попадете на каторгу, где вам не дадут спуска, а ваши революционеры узнают о том, что у вас уголовное прошлое, пощады не будет и от них. Тогда вы поймете, от какого спасительного круга отказались, но будет уже поздно.

— Вам меня не запугать! — снова закричал Малиновский, но вдруг подумал, о том, что ему сейчас придется вернуться в камеру к уголовникам, и горло перехватила огненная петля страха.