Пишу на своем чердаке — кажется 10-е ноября — с тех пор, как все живут по-новому, не знаю какое чисел.
С марта месяца ничего не знаю о С., в последний раз видела его 18 января 1918 г., как и где — когда-нибудь скажу, сейчас духу не хватает.
Живу с Алей в Борисоглебском пер., против двух деревьев, в чердачной комнате, бывшей Сережиной. Муки нет, хлеба нет, под письменным столом фунтов 12 картофеля, остаток от пуда, одолженного соседями — весь запас! — Анархист Шарль унес Сережины золотые часы eleve de Breguet — ходила к нему сто раз, сначала обещал вернуть их, потом сказал, что покупателя на часы нашел, но потерял от них ключик, потом, что ключик на Сухаревой подыскал, но покупателя утерял, потом, что, боясь обыска, отдал их кому-то на хранение, потом, что их — у того, кому он их отдал — украли, но что он богатый господин и за такой мелочью не постоит, потом, обнаглев, начал кричать, что он за чужие вещи не отвечает. — В итоге: ни часов, ни денег. Зато ЧК.
Как у них оказались эти злосчастные часы?
Этот чекист, молодой и откормленный, допрашивал меня четыре часа. Он ведь назвался, в самом начале разговора — как? — кажется Пантелеев.
Он требовал от меня сказать, где Серж, когда я его видела, передавал ли он мне какие-то бумаги.
Затем неожиданно сказал:
— А ведь читал ваши стихи. Мне очень понравились!
Я не поняла к чему это он, а эта сволочь подошла ко мне и ударила меня по лицу, да так что я сначала подумала, не оторвалась ли у меня голова. Мне стало так противно, что я даже не закричала. Начала неторопливо подниматься и тут он навалился сверху, задрал мне юбку… Остальное я плохо помню.
….интересно, а почему меня не расстреляли, а наоборот отпустили…
… моя комната. — Ведь я когда нибудь из нее уеду (?). Или я уже никогда, ни-ког-да ничего не увижу другого, раскрыв глаза, чем: высокое окно в потолке — окаренок на полу — по всем стульям тряпки — топор — утюг (утюгом колочу по топору) — г-меновская пила…
… люди, когда приходят, только меня растравляют: Так нельзя жить. Это ужасно. Вам нужно продать и переехать.
…только бы веревка не оборвалась. А то — недовеситься — гадость, правда? Но Аля, и еще человечек, который во мне? Ведь он ни в чем не виноват — да? — да!
Звонок в квартире доктора был очень резким, и Клава всегда вздрагивала от его трели. А сейчас, уже в десятом часу, он испугалась еще больше. К доктору редко приходили так поздно, ведь он дантист и прием проводил только утром и днем.
Клава подошла к двери и спросила:
— Кто там?
— Из штаба, у нас записка для доктора Грилихеса, — ответил высокий мужской голос.
Клава отворила дверь, и тут же отлетела к противоположной стене, а в лицо уперлось дуло пистолета.