Крысолов

— Дурак воскрикнул: Значит, наш Алеша выше великого, Лекона?.. Первейший артист ответил: Ростом, душа моя, ростом выше. Вершка на три выше!

— Вы правы, — сказал Маяковский, — мы сразили гнусняка не первоклассным оружием… Впрочем, наплевать. Лишь бы в дерьме валялся.

— Лезь, Толя, на кафедру, — впервые за всю время в разговор вступил Шершеневич. — Тебе выступать.

Однако прежде чем Мариенгоф успел встать и выйти на сцену, туда легко и грациозно взлетела какая-то женщина в легком розовом платье.

— Кто это? — тихо спросил Алексей, наклонившись к Владе.

— Айседора Дункан, любовница Есенина, — ответила Влада, и показала кивков головы в сторону столика справа от Алексея. Там он неожиданно для себя увидел Сергея Есенина. Этого человека он знал по многочисленным фотопортретам. У Алексея перехватило дух. Шутка ли! Его любимый поэт, здесь! И не просто здесь, а на расстоянии протянутой руки. И как он не заметил его сразу? Хотя, в таком дыму, очень трудно разобрать кто сидит рядом, не то, что за несколько метров рядом.

Айседора сначала показалось Алексею молодой и очень симпатичной. Однако, присмотревшись сквозь висевшее марево, он понял, что она уже не так молода, и юной кажется скорее за счет небольшого роста.

Айседора заговорила, и Алексей услышал, что у нее приятный низкий грудной голос. С довольно сильным английским акцентом, но, тем не менее, очень смешно коверкая слова, она сказала:

— Господа! — почему-то Алексея слегка покоробило от этого старорежимного обращения. — Я могу… то есть хэйчу… попросит спет для нас великий русский певица, что присутствует сэйчэс здес…

Зал затих.

— Надьежда Плевицкая! — почти прокричала Айседора.

Зал полыхнул овациями. Почти все вскочили с мест. Из-за одного из столиков поднялась высокая, очень красивая темноволосая женщина в просторном широком светлом платье.

Видимо, Плевицкая появилась в зале недавно. Алексей ее в зале не замечал.

Плевицкая выйдя на сцену, зашла чуть в бок, взяла гитару.

— Господа, спасибо вам за этот радостный прием!

Почему-то из уст этой необыкновенно красивой женщины обращение господа Алексея не покоробило. Ему мгновенно понравилась эта необыкновенная женщина. Он даже прослушал, что она говорила. И пришел в себя только тогда, когда Плевицкая запела, подыгрывая себе на гитаре:

О мои качели, качели, качели
Крылья, оторвавшие меня от земли
Вы меня повыше забросить хотели
А потом назад против воли несли
Мчались мне на встречу деревья, деревья
Взлет и эта тяжесть, и эта тяга домой
О мои кочевья, кочевья, кочевья
Мир всегда мучительно мой и не мой

Алексей растворился в этом прекрасном голосе. Все вокруг него перестало существовать, только эта сцена и на ней божество.

Когда Плевицкая закончила петь, зал разразился такими аплодисментами, от которых едва не рухнули стены.

Алексей, который также неистово хлопал вместе со всеми, с удивлением заметил, что Влада и Маяковский в момент этого упоительного мига счастья и прикосновения к прекрасному, вели тихую беседу.

О чем они говорили, Алексей разобрать не мог, но он даже немного обиделся, за то, что эти двое не восхищаются несравненным талантом Плевицкой, а потому отвернулся от них, и продолжил аплодировать. Плевицкая согласилась спеть еще одну песню, и зал мгновенно затих.

Влада наклонилась почти вплотную к уху Маяковского и прошептала:

— Есть что-нибудь от Марины, где она? Я не могу ее найти.

Маяковский очень внимательно посмотрел на Владу.

— Ты уверена, что вам надо встречаться? Она ведь помирилась с Сергеем.

— Ты знаешь, где они?

— Он сейчас кажется в Праге…

— А она?

Маяковский секунду помолчал, как будто-то что-то решал для себя.

— Она мне написала, через неделю она возвращается из Коктебеля. Живет она все там же, рядом с Собачьей площадкой, знаешь?

Влада кивнула, и ее лицо осветилось улыбкой.

— Давай послушаем Плевицкую, — сказала она. — И спасибо тебе.

И она сжала его руку.

Прошел месяц. Влада и Алексей почти не уходили с работы, каждый день розыска давал новые аресты членов банды Пантелеева и лиц, укрывавших его. Казалось, что Леньку обложили со всех сторон. Еще день, два и все, конец Леньке Фартовому. И, тем не менее, арестовать его никак не получалось. Ему сказачно везло.

Ленька и оставшиеся на свободе бандиты прекрасно понимали, что их загоняют как волков на флажки. Но Ленька свято верил, что везти ему будет всегда. И он задумал новый, самый дерзкий план. Настоящий сюрприз для следствия!

2 июля 1922 года

Москва, МУР

Владе, наконец, удалось на несколько часов вырваться домой. Придя, домой, приняв почти холодный душ, переодевшись, она и не заметила, как уснула прямо сидя на диване. Соседка, войдя к ней в комнату, увидев такую картину, аккуратно уложила ее на диване.

Утром, Влада чувствовала себя намного лучше. Отступила на время усталость, давившая в последние дни свинцовым грузом.