— Я уже говорил, что он легко втирается в доверие. К пациентам — особенно. Они наслушались его бреда и начали превозносить его почище Мессии. Мы опасались последствий.
«Скорее, потеряли контроль над ситуацией», — вздохнула про себя Линда. Они дошли до конца коридора и остановились у безликой белой двери с зарешёченным окошком.
— На него надели ремни, так что вам ничего не грозит. Я не жду от вас вердикта после первого осмотра, но если вам покажется, что…
Не дослушав стандартную формулу, Линда толкнула дверь и оказалась в небольшой квадратной комнате с белыми стенами и высоким потолком. Яркие флуоресцентные лампы, пришедшие на смену угасающему зимнему дню, как-то уж очень ярко освещали спартанскую обстановку комнаты-камеры — кровать с железной решётчатой спинкой, стул, стоящий посередине комнаты, и стол у дальней стены, на котором не было ничего, кроме перекидного календаря.
— Добрый день, мистер Смит, — поприветствовала Линда сидящего на кровати мужчину. — Я доктор Гамильтон, из Вашингтона.
— Округ Колумбия. — Пациент улыбнулся, не разжимая губ. — Я был там когда-то. Наверное, уже снег лежит, не то что здесь?
— Эта зима очень тёплая. — Линда присела на посетительский стул. — Вы бывали в Вашингтоне? Когда?
— Давно. — Смит усмехнулся уголком рта. — Вас ещё не было на свете.
Линда многозначительно кашлянула, но не стала скрывать улыбки. Летом ей минуло пятьдесят два года, Смиту же никак не могло быть более сорока пяти.
— Будем считать, что это комплимент. Итак, Джон Смит. Это ваше настоящее имя?
— Смотря что вы имеете в виду под словом «настоящее», — пожал плечами пациент.
— Это имя дали вам при рождении?
— Сомневаюсь, что при рождении мне дали какое-нибудь имя. В любом случае, рассказать об этом было некому, так что пришлось позаботиться о себе самому.
По-английски Смит и вправду говорил безупречно, но не как американец. Некоторые звуки как будто натыкались на невидимую преграду и приобретали жёсткость, свойственную германским языкам центральной Европы. «Германия? Австрия? Швейцария?» — сделала Линда пометки в блокноте. Ей предстояло проверить это, как только она получит запись беседы.
— Вы сирота?
— Родителей я не помню, так что, наверное, да, сирота.
— Где вы родились?
— Точно не скажу, но предполагаю, что на планете Земля.
«Спасибо хоть, что не на Марсе», — улыбнулась про себя Линда.
— Сколько вам лет?
— Семь тысяч пятьсот девятнадцать, — улыбнулся пациент, откидываясь на спинку кровати. — Если верить иудейской Библии.
Линда внимательно посмотрела на него, оценивая ситуацию. Беспечная поза (настолько, насколько позволяли кожаные ремни на запястьях) и лёгкая улыбка выдавали человека, приготовившегося наслаждаться эффектом, который произведёт его откровение. «Нет уж, такого удовольствия я тебе не доставлю, — подумала Линда, механически кивая в улыбающееся лицо пациента. — Зрителей с тебя уже достаточно».
— Вы были первым человеком в Раю? Господь создал вас из глины…
— …а жену — из моего ребра. — Улыбка Смита стала шире и как будто непринуждённее. — Оставим область мифологии. Всё это так же возможно, как и невозможно. Да и рёбра у меня все на месте.
Похоже, поведение и слова Линды доставляли ему удовольствие.
— Значит, вы не помните, где и когда родились?
— Увы, память не бесконечна. Происходит слишком много событий, чтобы они воспроизводились одинаково живо. Человек обычно неплохо помнит то, что происходило с ним в последние три-четыре года, а вот события десятилетней давности, если они не произвели тогда особого впечатления, всплывают уже с трудом.
«Хорошо выкручивается, — уважительно отметила Линда. — Посмотрим, где картина его мира даст трещину».
— Вы ведь понимаете, что ваша долгая жизнь не совсем обычное явление?
— О, безусловно.
— У вас есть какое-то объяснение этому феномену?
— Я как-то по-особому питаюсь энергией Земли и Солнца. Они поддерживают в благоприятном состоянии моё тело и преобразуются в импульсы, которые можно материализовать вовне.
— Каким образом?
— Вылечить человека. Помочь быстрее зажить ушибу, срастись кости. Иногда даже вернуть жизнь, если сердце… Но вы, кажется, меня не слушаете.
— Нет, отчего же? — Продолжая сохранять на лице серьёзность, Линда оторвалась от блокнота, в котором для вида записывала последнюю фразу Смита. — А сломанный ноготь? Вы сможете его поправить?
— А вы осмелитесь протянуть мне руку?
В глазах пациента мелькнул странный огонёк, и Линда почувствовала, как по плечам побежали мурашки. Но не прошло и секунды, как неприятное ощущение отпустило, а Смит вновь принял благодушный вид.
— Не надо героизма. Во-первых, мне понадобился бы обломок ногтя, а вы вряд ли принесли его в кармане. А во-вторых, я при всём желании не могу помочь вам с маникюром в стенах клиники.
— Почему же? — Линда вдруг поймала себя на том, что машинально потирает тыльную сторону ладони, которую уже готова была протянуть Смиту. — Нехватка энергии Солнца и Земли?