Нет

Сюда, во Внуков, ехать не хотелось страшно, и сам понимал, что ничего рационального нет в этом нежелании, просто еще в детстве видел не раз зеленые брошюры – «Внуки Путина: самый несчастный город России». Знаменитая картинка: двухголовый мальчик, одна голова – маленькая, но совершенно явно живая, настоящая, – осмысленно смотрит в камеру и улыбается, другая, чуть смазанная на снимке, резко повернута в сторону, детское выражение – полуоткрытый рот, вытянутая шея, что-то увидел – двухголовую кошку? Мальчиков пиджачок почему-то нехорошо топорщился слева, маленьким я боялся держать эту фотографию в комнате и прятал ее на кухне за банками с какой-то крупой, тайком доставал и смотрел подолгу, хотя смотреть было жутко и очень противно, и когда становилось совсем невмоготу, быстро складывал истертую брошюрку в восемь раз, с порывистой брезгливостью засовывал назад, в тайник. Надпись под фотографией гласила: «Сергей и Александр Лисичкины, сиамские близнецы. Город Внуков, соседствующий с объектом ТК-14, заплатил самую высокую цену за восстановление российской экономики в 2020–2025 годах. Братья Лисичкины – представители второго поколения жертв радиационных мутаций». В самолетике по дороге во Внуков тошнило и было страшно, хотя, казалось, вырос и поумнел, но так и виделись идущие по улице навстречу братья Лисичкины, ничуть не выросшие, ничуть не похорошевшие, и там, слева, топорщится что-то, что-то похуже двух голов, что-то… Передергивало и мутило, хотя вроде все видал за последние два года прекрасной своей работы, вроде профессия такая – все повидал, а все равно вот эти вот Лисичкины… как-то…

…Лису давно хотелось попасть во Внуков, кстати – в детстве еще были зеленые экологические листовки про мутантов и все такое, и Лису, совсем еще тогда маленькому, было нестрашно (видно, на себе представить не мог), а как-то даже интригующе и загадочно: сказочный город – потому что видны были на фотографиях и деревянный храм, и старые изразцовые часовни, – а в нем чудища, все такое. Знаменитая фотография – восьминогий щен – завораживала, Лис думал, что за таким, небось, не угонишься, а бегать, думал тогда Лис, он должен как в мультике – вжжжик! – все лапки сливаются в один быстрый веер – ввввииии! – несется веселый щенячий визг. Лису теперь и вспоминать было неловко, как тогда представлял себе все это, но во Внуков все равно хотелось попасть – все-таки сказочный город, сам по себе, бог с ними, с чудищами. А все-таки подумалось, когда вылазил из джета с раскалывающейся головой: вдруг сейчас из-под ног – вввввииии!

Но обошлось.

Глава 38

Название фильма: «Йонг Гросс снимает “Белую смерть”: неделя вторая». Жанр: изнурительная трагедия в четырех сценах. Автор сценария: Господь Бог; режиссер: Господь Бог; продюсер: немилосердный Господь Бог. В роли святого великомученика Йонга Гросса: я, несчастный святой великомученик Йонг Гросс.

Сцена первая. «Йонг Гросс и Ангельское Терпение». Вводимый на роль второго врача лопоухий юноша из Гарварда освежает в памяти сценарий фильма (каникулы, второй курс, юриспруденция, от вида черной девочки подгибаются коленки, чистый фетиш и при этом какой-то странный, нескрываемый почти расизм, где он его набрался? – вчера сказал мне, когда я орал на Нану за то, что ленилась плакать: «Намучаетесь вы с черными». А? Откуда, что?). Лопоухий юноша подходит ко мне, святому великомученику Йонгу Гроссу, и спрашивает: «Простите, можно? Вот я говорю первому врачу, ну, то есть, Джонатану: “Не пори чушь, я не буду на тебя стучать, что ты несешь. Но ты поклянись мне, что это больше не повторится. Как ты можешь, скажи мне? Неужели тебе, ну, не тошно и не противно? Я не говорю уже о том, что они твои пациентки, – но ведь они умирают! У Айши было утром – утром! – 39,6, если она протянет день еще – это будет чудом, ты понимаешь? Ты знаешь, что у них есть легенда – они считают, что это не ты выбираешь тех, кто вот-вот умрет, а наоборот – умирают те, кого ты выбрал, дорогой доктор Смерть? Ты это – знаешь?” Да, – говорит лопоухий юноша, дочитав этот отрывок, – и вот Джонатан отвечает мне: “А ты понимаешь, что я, когда их трогаю – я трогаю руками смерть? Ты понимаешь, что никогда в жизни своей ближе к ней не будешь, к смерти, что никогда больше у нас на руках не будет умирать не пациент – два – три – пятнадцать, а целый материк? Ты понимаешь, что мы стоим посреди храма Смерти, мы тут жрецы, мы принимаем скорбную жатву…” – ну, бла-бла-бла-бла. Так вот, – говорит мне лопоухий юноша, – мне кажется, что это неверный подход. Мне кажется, что на самом деле Джонатана мучает не желание прикоснуться к смерти, а страх собственной смерти, но он не готов себе в этом признаться. Я, – говорит мне лопоухий юноша и уже отводит кроличьи свои глаза перед моими белеющими глазами, но все равно договаривает, – я бы… ээ… может… переде…» Я умру сегодня. Это точно совершенно.