она могла заботиться, после того как ее муж, директор гимназии, умер. Она заботилась об
Адольфе Гитлере как мать, она стирала его рубашки, гладила брюки, пекла ему пироги. И
она предоставила ему свой загородный дом для тайных совещаний, которые Гитлер
постоянно проводил со своими товарищами по пар-
37
тии. В знак благодарности Гитлер называл ее «моя любимая дорогая мамочка».
Эта «мамочка» была склонна к реакционным мыслям и для своего возраста была довольно
крепкой. Бывшая учительница, она участвовала в «боях» на заседаниях, дома же, в
престижном квартале Мюнхена Золльне, состоявшем из вилл, основала местную партийную
ячейку — ортсгруппе. В восемьдесят три года она каждый месяц ездила в Ландсберг, который
находился в 60 километрах от города. Там она навещала Гитлера в тюрьме, привозила ему пи-
рожные со взбитыми сливками. Спустя двадцать лет Гитлер сказал о ней: «Среди всех моих
подруг преклонного возраста только одна фрау Хоффман отличалась благородной
заботливостью». Но Карола Хоффман была первой в том длинном списке старых и пожилых
дам, которые странным образом способствовали карьере Гитлера.
В Мюнхене тогда, как, впрочем, и сейчас, элита встречалась на приемах и вечеринках, где
множество людей вели абсолютно пустые и бессмысленные разговоры. От скуки эти люди
любое событие воспринимали как развлечение и считали себя чрезвычайно важными особами.
На первый взгляд Адольф Гитлер, казалось, совершенно не вписывался в этот сиятельный
круг предпринимателей, политиков, деятелей искусств. Он пах казармой и пивными
трактирами, носил запятнанный макинтош или длинное черное пальто, снимал комнату на
Тирш-штрассе, 41, в убогой квартирке с дешевым истертым линолеумом на полу. Он ничего
не умел делать, кроме как молоть языком. Его острые слова и антисемитские лозунги
произвели в высоких кругах поначалу отталкивающее действие. Но очень скоро все
изменилось.
Супруга одного известного фабриканта роялей Хелена Бехштейн была одной из первых, кто
пригла-
38
сил Адольфа Гитлера в свой аристократический салон. Поэт и драматург Дитрих Экарт,
фанатичный приверженец расистского учения и автор текста «Песни штурмовиков», спросил
ее, не хочет ли она познакомиться с «будущим освободителем Германии». Хелена пришла в
совершенный восторг от этой идеи. И Экарт привел с собой в июне 1921 года господина с
коротко подстриженными усиками, который производил впечатление довольно неуклюжего и
зажатого человека.
В этот вечер на Гитлере был потертый голубой костюм. У него самого и, вероятно, у многих
гостей было чувство, что он не в своей тарелке. Гитлер чувствовал себя маленьким и что он
здесь не к месту, в этом доме рядом с госпожой Бехштейн в элегантном вечернем платье,
рядом с господином Бехштейном в смокинге, и даже рядом с официантами в их ливреях. С
открытым ртом Гитлер стоял и поражался роскоши, которую ему не приходилось видеть
раньше. Особенно ему понравились водопроводные краны в ванной комнате. «Представьте
себе, госпожа Ганфш-тенгль... можно даже регулировать температуру воды», — рассказывал
он благоговейным голосом жене партийного друга так, как будто бы он присутствовал при
совершении чуда. Хелене Бехштейн сразу понравился этот неотесанный молодой человек и
его пламенные речи, которые привнесли искру в ее скучное существование жены фабриканта.
Хелена нашла человека, которого она могла бы взять под свое крылышко. Она решила сделать
из этого убогого чудака настоящего государственного деятеля. Во время одного из его первых
визитов она взяла его черную шляпу со старомодными, слишком широкими полями, которую
она считала «ужасным монстром». Хелена порылась в платяном шкафу своего мужа и нашла
симпатичную светло-зеленую фетровую шляпу, почти
39
еще новую, которую Гитлер с тех пор очень часто надевал во время своих визитов к
Бехштейнам.
Хелена охотно общалась с Адольфом Гитлером. Он ругал «ноябрьских преступников»,
коммунистов, евреев; она говорила ему, что следует надевать и как двигаться. Она
подарила ему собачью плетку, заставила его носить блестящие кожаные сапоги, уговорила
одеваться в смокинг и рубашки с манжетами. Она научила его вежливым светским фразам
и показала ему благородные жесты, которым Гитлер тем не менее за всю свою жизнь так и
не научился. Во время приемов, на которые его вскоре часто стали приглашать, кланялся
он часто немного ниже, чем требовалось; букеты цветов, которые он приносил с собой,
были слишком велики, его поцелуй рук — слишком преувеличенным и театральным.
Но именно это делало его интересным. Уже вскоре он считался в высшем обществе
экзотикой, на которую стоило взглянуть. Этот Гитлер подслащал вино кусочком сахара.
Он мог фыркать, как дикий зверь, — и то, и другое вызывало и улыбку, и восхищение.
Присутствовать на приеме, на который был приглашен Гитлер, было для элиты таким же
развлечением, как посещение цирка простым народом.
Хелена Бехштейн и ее муж давали эти приемы в двух местах: в берлинском районе
Шарлоттенбург на вилле, которая была построена в стиле эпохи грюндерства, или в
Мюнхене, в личных апартаментах в отеле «Баварский двор». В обоих домах Гитлер отны-