О процессе цивилизации. Том I. Изменения в поведении высшего слоя мирян в странах Запада

Виселица, символ рыцарского суда, принадлежит к «кулисам» жизни благородного господина. Она не так уж важна, но и неприятных чувств ни в коей мере не вызывает. Суд, казнь, смерть часты в этой жизни, их еще не выносят за эти «кулисы».

То же самое относится к нищим и труженикам. «Кто бы нам землю пахал, если б все были господами», — говорит в XIII в. Бертольд фон Регенсбург[358] в одной из своих проповедей. Иной раз он выражается еще яснее: «Скажу вам, люд христианский, о том, как Господь упорядочил христианскую жизнь, разбив по десяткам людей, среди коих низшие должны служить и подчиняться высшим. Первые три суть высшие и правящие, избранные для сего самим всемогущим Богом, а прочие семь суть подчиненные и им служащие»[359]. Точно такое же мироощущение мы обнаруживаем и на картинах пятнадцатого столетия. Естественным и само собой разумеющимся, не вызывающим негативных чувств, ибо это соответствует мировому порядку, является то, что благородные воины обладают досугом для развлечений, тогда как прочие должны на них работать. Отсутствует самоидентификация с другими людьми. Представления о «равенстве» всех людей не входит в горизонт этой жизни. Именно поэтому вид тружеников не вызывает ни стыда, ни стеснения.

На другом рисунке мы видим усадьбу. Тут изображаются господские утехи. Благородная девица украшает венком голову своего дружка, притягивая его к себе. Другая пара в обнимку отправляется на прогулку. Старая служанка недовольно смотрит на любовные забавы молодежи. Рядом работают слуги. Один метет двор, другой седлает коня, третий сыплет уткам корм, а служанка подмигивает ему из окна — он поворачивается, скоро он скроется в доме. Изображены играющие благородные дамы. Игры отчасти крестьянские. На крыше виднеется гнездо аиста.

На следующей картине перед нами небольшое поместье у озера. На мосту стоит молодой дворянин со своей женой. Опираясь на перила, они смотрят, как слуги ловят рыбу и уток. Три юные дамы плывут в лодке, кругом заросли тростника. Вдалеке виднеются стены небольшого города.

Или, например, изображение рабочих, строящих дом у горы, окруженной лесом. В скалу вбивают клинья, чтобы получить камни. Одни обтесывают камни, другие их подтаскивают. Чуть дальше видна сама стройка. На самом заднем плане изображается драка между рабочими, которые колотят друг друга. Недалеко от них стоит сам хозяин замка. Он показывает своей жене на драчунов; полнейшее спокойствие супругов хорошо заметно по контрасту с напряженной жестикуляцией дерущихся. Господину нет до этого дела. Он живет в совсем иных сферах.

Нечто подобное может происходить и сегодня, а потому не сами факты, но способ их изображения показывают разницу между эмоциональными состояниями. На более поздних фазах развития для представителей высших слоев вообще не рисуют подобных картин. Это не отвечает их чувствам. Это «не красиво», это не принадлежит к «искусству». Голландские художники, писавшие свои работы для представителей средних слоев, а не для придворных, например Брейгель, наделены тем же стандартом чувствительности, что и тот живописец, о котором шла речь. Это позволяет им изображать калек, крестьян, виселицы или людей, занятых своим трудом. Но у них данный стандарт связан с совсем другими социальными взглядами, чем у высшего слоя позднего Средневековья.