Он проснется через двести лет (нет начала)

Старик был единственным специалистом по языку огнеземельцев и поэтому составлял гордость научных кругов. Он был учеником академика Белолошадского, который, в свою очередь, изучал этот язык под руководством академика Староцерковского. Староцерковский был учеником профессора Вольфа. А Вольф утверждал, что он занимался у Белолошадского. Если это действительно так, то круг замыкается, и мы имеем здесь дело, по всей вероятности с интересным научным явлением в области лингвистики.

Андрей нарочно постарался задержаться, чтобы уйти последним. Он хотел незаметно снять и унести с собой стенгазету. Вместе с пачкой брошюр, газет и любительских фотографий, уже собранных в камере, она составит то, что Андрей мысленно называл «реликвии эпохи».

Андрей осторожно снял кнопки, и сама свернулась в рулон. Стена сразу стала обнаженной.

И, хотя все уже было решено и Андрей знал, что сделает то, что задумал, в последний момент он почувствовал, что должен отрезать пути назад. Обычно при помощи такого приема нерешительные люди заставляют себя совершать решительные поступки. Поскольку никакая более блестящая идея не пришла ему в голову, Андрей просто нарисовал физиономию Веташевской, щедро снабдив ее развесистыми ослиными ушами. Одно ухо было торчком, а другое опушено. И, чтобы все было окончательно и бесповоротно, он подписал снизу: «Любимой заведующей от Андрея». Крадучись, он прошел в кабинет и сунул лист на стол Веташевской, под стекло.

Из издательства Андрей выходил в приподнятом настроении. Сам идиотизм этой выходки ставил его уже по ту черту. Мосты были сожжены. Пути назад не было. Был только путь вперед, в грядущее, туда, где в лазурное небо взмывали серебристые звездолеты, устремляясь к далеким мирам. И поэтому так приятно было опускаться по широкой белой лестнице — зная, что это — в последний раз!

Вспоминая все это, Андрей улыбнулся в темноте. Уже на станции, сойдя с электрички, он вспомнил о часах. Андрей отдал их какому-то мальчишке, и тот, ошалев от неожиданного подарка, припустил прочь.

Какое-то время Андрей лежал, ни о чем не думая. Только сейчас откуда-то из глубины сознания стала вдруг проступать жалость к миру, который он покидал. Тогда он стал повторять себе, что каждую секунду может прервать эксперимент, выбраться из камеры, уйти из леса. Он долго лежал, примиренный этой мыслью, и ему было хорошо. Но когда решение это созрело, и он попытался было (или ему казалось, что он пытается) встать, откуда-то сверху, с потолка, повалили вдруг какие-то черные хлопья, и он уже не мог подняться…

Прошел только миг, неизъяснимо краткий миг — и сознание стало медленно возвращаться. Золотистой точкой оно плыло, приближаясь, из черных глубин небытия. Потом появились какие-то круги, они все быстрее начали сходиться к центру, пока не замерли, подрагивая, и не стали маленькой электрической лампочкой, горевшей прямо над головой. Лампочка тлела слабым, чуть красноватым светом.

Понимание того, где он и что означает пробуждение, пришло сразу. Но он долго еще продолжал лежать неподвижно. Ему было страшно. Ему казалось, он — большая смерзшаяся кукла, у которой бодрствует только мозг. Он чувствовал каменистую неподвижность своего тела и боялся пошевелиться. Боялся бессильного ужаса, если окажется, что не сможет сделать этого. И, если температура так и не поднимется выше, чтобы его плоть обрела жизнь, он так и не сможет поднять ледяную глыбу руки, чтобы повернуть отопитель чуть вправо. Чуть вправо. Чуть вправо.

Он шевельнул пальцами. Потом пошевелил рукой. Это оказалось легче, чем он думал. Через минуту Андрей уже сидел. Он с трудом открыл люк. Прямо над головой сияли звезды.

И тогда ему еще раз стало страшно. Это был страх перед незнакомым и чужим миром, к встрече с которым он так стремился. Теперь мир этот, притаившись, ждал его там, снаружи. Чувство безмерного одиночества охватило его. Давно, давно были забыты даже могилы людей, которых он знал когда-то. Только сейчас почувствовал он необратимость происшедшего. И всю жестокость того, на что обрек себя.

Запрокинув голову, Андрей стал медленно подниматься по ступеням.

Он старался не думать о том, что откроется сейчас его взгляду. Испепеленная и спекшаяся степь и мертвые, безжизненные горизонты. Или белый город из светящихся пластиков. Или мир, лишенный человечества, уничтоженного эпидемиями, принесенные людьми, которые побывали на диких планетах.

Андрей приготовился ко всему. Он сделал последний шаг и выглянул из люка.

Вокруг был лес. Ветер гнал между кустами сухие листья.

Андрей помедлил. Где-то вдали прокричала ночная птица. Он решил идти в ту сторону, откуда пришел сюда два столетия назад. Андрей шел долго. Может, он много раз прошел уже то место, где раньше была железная дорога, давно погребенная под слоем земли и заросшая лесом. А ночь все длилась и лес не прерывался.

Если он никуда не выйдет до утра, придется вернуться к камере. Только сохранился ли запас продовольствии. который он сделал?

Андрей вскрыл пачку глюкозы и заставил себя съесть несколько таблеток.

Стало светать.