Осьминог

– Арэкусандору-сан, послушайте, я должен вернуться в «Аваби»! – Такизава помог Александру подняться на ноги, но выпрямиться во весь рост они оба боялись и так и стояли согнувшись, придерживаясь за дрожащую стену сарая: тот, похоже, был целиком выстроен из металлических профилей и гофрированной жести, и хоть и дребезжал и скрежетал от каждого нового толчка, падать или разваливаться на части явно не собирался.

– Зачем вам?

– Там Миюки-тян! Она, наверное, спряталась под стойкой регистрации и дрожит от страха! – В голосе Такизавы вдруг послышались бравые нотки. – Она ведь там совсем одна сейчас, бедняжка!

– Да… – Неуверенно отозвался Александр. – Но ведь…

– Не беспокойтесь за меня! – Кажется, в этот момент Такизава забыл даже о своей простуде. – Да и уже так не трясет, чувствуете? А?

Остров действительно вроде бы угомонился, но почва под ногами больше не внушала доверия: Александру подумалось, что они на спине огромной спящей кошки, время от времени вздрагивающей во сне, и в любую секунду она может проснуться и встать на дыбы, и тогда несчастный остров, может быть, расколется на несколько частей, как разбитый тяван Мацуи-сан.

– Изуми… – Пробормотал Александр.

– Извините, что вы сказали?

– Мне нужно вернуться к Мацуи-сан, у которой я остановился, Такизава-сан.

– А, вот как! Отлично! Тогда встретимся в «Тако», когда все закончится, да? – Такизава попытался улыбнуться, но улыбка у него получилась не очень уверенная.

– Да, конечно.

Александр взглянул на уходившую в глубь острова потрескавшуюся дорогу: отсюда до дома Изуми всего ничего, скорее всего, он успеет до следующего землетрясения, если оно вообще произойдет. Акио, наверное, уже добрался до дома Томоко. Александр мысленно пожелал парню удачи. Никто больше не кричал: в тишине было слышно, как люди в домах поднимают упавшие тяжелые вещи и переговариваются громкими взволнованными голосами. От влажной земли все еще поднимался пар, но небо уже затянули новые тучи, и с моря потянуло холодным воздухом. Александр поежился и торопливо зашагал к дому Мацуи-сан, стараясь обходить самые крупные трещины в асфальте.

В просторном кабинете, несмотря на включенный климат-контроль, было душно. Курода[245] распахнул настежь большое окно, и в помещение вместе с прохладным вечерним воздухом проник шум большой автострады, смутно видневшейся вдалеке. Люди спешили по своим вечерним делам: кто-то на поздние деловые встречи, кто-то к заждавшейся семье, кто-то к любовницам или любовникам, а кто-то просто возвращался с работы в свои пустые квартиры, чтобы поскорее лечь спать и наутро снова помчаться на работу, как будто ничего другого, кроме работы, в их жизни не было и быть не могло. Курода привычным движением ослабил узел галстука, и приятная прохлада скользнула под рубашку – небольшая радость при его-то графике. Он невесело усмехнулся. Отсюда открывался замечательный вид на город: сияющая всеми цветами радуги подсветка фонтана на опустевшей площади перед торговым центром Midland Square и небо, усыпанное яркими звездами, сливавшееся вдалеке с огнями небоскребов, неоновой рекламы и уличных фонарей. Прекрасный город, полный прекрасных людей с удивительными судьбами – кто-то не согласился бы с этим утверждением, но Курода Сано слишком хорошо знал людей, а потому не мог не любить их и не прощать им их маленькие слабости. На край фонтана присел одинокий голубь и наклонился к воде.

– Курода-кун… – Слабым голосом позвал господин Каваками.

– Да, господин Каваками? – Курода мельком взглянул на свои часы Omega[246] (часы были новыми, и черный кожаный ремешок немного натирал запястье). Оставалось еще четыре минуты. Курода уже вызвал «Скорую», через четыре минуты они будут здесь, но нужно ещё войти в здание и подняться на лифте – кабинет директора на двадцать пятом этаже, быстрее никак не получится. Они не успеют.

– Спасибо, что открыл окно, Курода-кун. Мне уже лучше.

Курода подошел к кожаному дивану, на котором лежал начальник: когда ему стало плохо, молодой человек сам его туда перенес. Мужчина дышал часто и поверхностно, не в силах за раз вдохнуть больше, чем полглотка воздуха, лоб у него был покрыт испариной. Курода вытащил из стоявшей на журнальном столике салфетницы белый бумажный прямоугольник и осторожно промокнул им капли пота.

– Мне уже лучше, Курода-кун, – повторил господин Каваками и попытался ободряюще улыбнуться, но, заметив сосредоточенное выражение на лице подчиненного, как будто все понял. – Я умираю, да?