Пашка из Медвежьего лога

Где-то высоко в звездах глохнут взбудоражившие нас звуки. Пашка тоже не отрывает глаз от темного неба. Ночной крик гусей, кажется, пробудил в нем еще никогда не испытанное желание лететь с птицами в неведомые страны, и он, может быть, понял, что это новое чувство пленило всего его и что теперь уж ни за что не освободиться от мечты побывать в неведомых странах.

-- Пошли в комнату, -- говорю я, открывая дверь и пропуская мальчишку вперед.

В комнате жарко. Пашка отказывается раздеться, говорит, на минутку забежал. Сидит хмурый, сдвинув брови.

-- Чего, Пашка, молчишь? -- спрашиваю я.

-- Неохота бабушку и дедушку обижать, а то бы махнул следом за гусями.

-- Куда? Он молчит.

-- Подожди, пусть оперятся у тебя крылышки.

-- То-то и беда! -- серьезно соглашается парнишка. -- Вот ружье бы, тогда можно и подождать.

-- О ружье потом. Бабушка, видно, права: ты слишком увлекаешься охотой.

-- Какая там охота -- вместо собачонки бегаю. Самому же пальнуть дедушка часто не дает; говорит, ружье наше вот-вот должно разорвать -- ненадежное. А насчет охоты я не хуже других.

-- Охотником, Пашка, назовешься, когда будешь разбираться в следах зверей и птиц, будешь знать их повадки. Ты должен научиться сшибать на бегу козла, снимать летящую птицу. Не достигнешь этого -- нечего тебе делать в тайге с ружьем.

-- Что вы, что вы! Да я в тайге любую пташку назову -- дедушка мне все объясняет, а козла на бегу или птицу влет сшибу, ей-богу, сшибу.

-- Ну, насчет козла это ты...

-- Не верите?!

-- Нет. А вот относительно ружья не знаю, что с тобой делать.

Его будто оса ужалила. -- Дадите?! -- вскрикнул он, весь загораясь.

-- На эти дни, может быть, и дам.

Пашка вскакивает, хватает со стула свою шапку и мигом исчезает за дверью, точно боясь, что я могу раздумать. Потом он громко барабанит в ставню:

-- Спокойной ночи, я к дедушке в Медвежий лог побегу сказать насчет ружья!

-- Ты с ума сошел -- ночью! Не смей!

В ответ хлопает калитка, и на тихой улице смолкают торопливые шаги Пашки.

"С чего это я ружье пообещал? Не наделал бы глупостей!" -- запоздало думаю я. Но, видно, этот вопрос для меня давно решен.

-- Что это парнишка зачастил к вам? -- спрашивает Акимовна, заглянув в комнату. -- Заметили, глаза у него шустрые, так и нижут, так и шарят...

-- Это же Копейкин, Акимовна!

-- Копейкин?.. -- удивилась она. -- То-то, я вижу, конопатый, не с нашей улицы. У нас или рыжие, или черные, а таких нет. Спрашивала у соседки про Копейкина, та сказывала: в задах на квартире живет. Настоящая фамилия его Рублев, а это уж ребята прилепили ему -- Копейкин. Мальчишка ничего, палец в рот не клади...

-- Бойкий и смышленый, -- перебил я ее.

-- Ну уж и бойкий! Сидит, носом шмыгает.

-- Это у него, Акимовна, возрастное.

-- Ну, разве что... -- примирилась старушка.

БОЛЬ СТАРОГО ТАЕЖНИКА

Утром я, как обычно, проснулся рано. Выхожу во двор. Еще темно. Спит поселок, окутанный черным мраком. Над ним безмолвной тундрой стелется небо с далекими звездами. Морозный воздух сух и звонок -- верная примета: к ведру.

Слышу на улице хруст настывшего за ночь ледка под чьими-то торопливыми шагами. Из трубы соседского дома, словно сигнал, взвивается дым, и тотчас же на востоке в полоске появившегося света возникают крутые отроги.

Радостно шепчу:

-- Утро, утро!

А шаги на улице все ближе и неожиданно обрываются у нашей калитки. Слышу заговорщический шепот. Кто бы это йог быть так рано? Стою жду. Чья-то рука осторожно касается щеколды, но калитка заперта изнутри.

-- Кто там? -- кричу.

Тишина.

Подхожу к калитке, открываю:

-- Гурьяныч?..

-- С добрым утром. -- Старик неловко протискивается в калитку. -- Мы насчет вчерашнего разговора. Не раздумали?

-- Что вы, Гурьяныч, конечно, пойдем. Сразу же после двенадцати отправимся. У меня все готово.

-- Я вовремя буду тут. А как насчет Пашки? Из-за спины Гурьяныча высовывается улыбающаяся физиономия.

-- Это уж ваше дело.

-- Оно, конечно, ну, а вы как?

-- Я, Гурьяныч, схожу в школу. Если он подтянулся, отпрошу его.

-- Точно, -- подтверждает старик. -- А как пойдет, за кашевара или самостоятельно?

-- Обещал я ему ружье.

-- Ну и как же, достали?

-- "Ижевку" одноствольную дам. Пашка встрепенулся.

-- Пойдем, дедушка, слышишь, пойдем, дядя сказал: "Дам", -- значит, даст.

И он утащил старика в предутренний сумрак еще спящего поселка.

Утром я зашел в школу. Была первая перемена, В учительской меня встретила Мария Елизаровна, руководительница 6-го класса, где учился Пашка. Стоило мне назвать его имя, как на лице учительницы сразу вспыхнуло беспокойство. Но узнав, что я пришел осведомиться о делах парнишки, она успокоилась.

-- Я думала -- не случилось ли что с ним. Очень боюсь за него. В нем столько энергии, вечно он что-то придумывает, куда-то спешит.

-- А учится как? -- спросил я ее.

-- Пашка способный мальчик, может учиться на отлично, но срывается.

-- Он говорит, что по математике не успевает, решать задачи ему помогает дедушка.