Письмо моим детям и детям грядущего мира

Надежда на истинно человеческую жизнь вызвала беспрецедентный в истории коллективный подъём. Вероятно, впервые у людей возникло ощущение, что жить не значит выживать и что достойное существование не может сводиться к тому, чтобы изо дня в день кое-как добывать себе пропитание, точно «пташки, что едят лишь со страху»[1].

Выживание свойственно животным, а не человеку.

Ловушка свободного обмена

Если религиозное мракобесие, ограниченное мышление, запреты, карающие свободомыслие, были плодом экономического и социального бездействия, присущего структуре земельных наделов, то и Декларация прав человека тоже возникла по большей части из экономических нововведений: из свободного передвижения людей и товаров, которое обозначило окончательную победу буржуазии над аристократической тиранией.

Но что же происходит? Свободный обмен, явившийся свидетельством становления свободной жизни, в скором времени превратился из мечты в кошмар.

Очень быстро стало ясно: предоставленная торговле свобода наделяла силой прибыль и алчное «обогащайтесь!», отрицая, запрещая или выхолащивая все те права человека, в формировании которых она прежде участвовала.

С 1792 года две соперничающие группы способствовали этому каждая на свой лад. Либерализм жирондистов без колебаний смешал человеческую свободу со свободой предпринимательства. Что же до этатизма Робеспьера и якобинцев, то как раз елеем свободы они и смазали брусья гильотины. Вспомним же возглас Манон Флипон: «Свобода, сколько преступлений совершается во имя твоё!» Не забудем же Олимпию де Гуж, которая лишилась головы за то, что призывала к равенству между женщиной и мужчиной.

Победа капитализма над аграрной экономикой сделала из «промышленных магнатов» образец нового человека, человека деятельного, чья энергичность и технологическая смекалка должны были привести общество к благосостоянию. Но едва разбились оковы устаревшей экономики, как в свою очередь появился капитализм в виде закрытой структуры, несокрушимого мира, где изменения происходили лишь внутри замкнутого пространства, строго ограниченного стремлением к прибыли и уничтожением любых сдерживающих факторов. Те, кому удалось вырваться из аграрного деспотизма, угодили в капкан финансовой тирании.

Дабы оправдать эксплуатацию пролетариата, промышленный капитализм распространил идеологию технического и общественного прогресса, цинично отождествляя её с буйным ростом предпринимательских прибылей. Целый арсенал законов, обеспечивающих свободу самообогащения, был нацелен на то, чтобы разрушить свободу жизни – свободу, крики которой следовало задушить.

От повышения производительности к потребительству

Погоня за максимальной прибылью неизменно руководила развитием капитализма. Именно она постепенно заменила принудительные производственные обязательства на столь же сильно навязываемую мотивацию к потреблению.

Начиная с XIX века производство товаров потребления и сырья являлось приоритетным сектором экономики и первоочередным источником дохода, но в 1950-х годах наметилась новая направленность, приведшая к ощутимому брожению умов и настроений.

Потребность в производстве сформировала рабочий класс, каторжный труд и нищенские зарплаты которого обеспечивали обогащение управленцев и буржуазии. Эти новые рабы отличались от крепостных Старого порядка лишь одной чертой: осознанием несправедливости судьбы, приговорившей их к бедности, в то время как они сами производили богатства нации. То есть они присвоили себе право бороться против лжи и буржуазного гнёта. Они считали себя двигателями исторической миссии, поскольку их освобождение повлекло бы за собой распад классового общества и заложило бы основы общественного равноправия.

Где они брали оружие? Из той же философии Просвещения, которая вооружила когда-то и буржуазию, а та, истребив тиранию Старого порядка, навязала обществу собственный деспотизм. Вышедшие из буржуазных кругов мыслители восстали против авторитарной и патриархальной власти, против этого достояния монархического и теократического режима, и вот пролетариат встретил ту же власть, но уже в светской форме: она покончила с Богом, однако оставалась, как и прежде, неистово деспотичной.

Иллюзия потребляемого благосостояния

Во второй половине XX века всемогущий сектор промышленного производства постепенно уступает место сфере потребления. Это новое направление было необходимо для сохранения капиталистического строя.

Восстание колонизированных народов фактически грозило лишить промышленные цивилизации сырьевого снабжения. Как можно было избежать подобного риска? Решение так называемой демократической Европы сводилось к тому, чтобы заменить эксплуатацию восставших колонизированных стран колонизацией рабочих масс – идея эта обладала несомненным преимуществом, поскольку для её осуществления не требовалось прибегать к силе.