Последний сын

– Мам, куда ты делась? – стоял с книгой в руке в родительской комнате Ханнес.

Фина показала, что выходила встречать отца.

Телль наблюдал за удаляющимся инспектором в окно. «Ведь они придут, и не раз», – думал он.

– Нам надо сказать Ханнесу, – взяв жену за руку, произнес Телль.

– Зачем? – отшатнулась Фина от мужа.

Она не верила, что отец ее сына мог такое сказать.

– Надо, – уверенно повторил Телль. – Мы не можем защитить Ханнеса, но мы можем не врать ему.

– Чтобы он после этого каждый день ждал смерти? Жил в страхе? Мы можем, конечно, не врать и быть честными с сыном, но что ему это даст?

Телль показал на стену комнаты.

– Потише. Соседи услышат.

Фина вернулась к входной двери, закрыла ее на цепочку и на все обороты замка.

– Ты видел его, – сказала она про инспектора. – Зачем он приходил? Что хотел?

– А почему вы разговаривали на этаже? Ты его не пустила? Он хотел войти? – стал расспрашивать Телль.

– Он не говорил, что хочет зайти. Я сама к нему вышла, подумала: если что – буду кричать, меня услышат.

– Да ну… – протянул Телль. – Не вышел бы никто.

– Верно. Но они хотя бы знали.

Телль согласился. Они с Финой жили замкнуто, не общались с соседями, не ходили ни к кому в гости, никого не звали к себе. У них вообще не было ни друзей, ни хороших знакомых. С коллегами по работе их интересы и общение заканчивались сразу же за проходной. А с соседями они только здоровались. Фина боялась, что, пустив в семью чужих людей, они с Теллем станут отдавать им то время, которое могут провести со своим сыном. Тогда у них еще был Боб.

Фина прикрыла дверь в комнату Ханнеса, который был увлечен книгой, и повернулась к задумавшемуся Теллю.

– Неужели больше, чем легкую смерть, мы для нашего Ханнеса ничего не сможем сделать?

* * *

После смерти первого ребенка Телль хотел переехать с Финой в другой город, но им отказали. Им отказали даже в деревне. Фина, как дочь нацврагов, должна всегда быть под присмотром.

Телль знал, что жена с четырех лет росла в детском доме. Когда ее, забрав от бабушки, туда привезли, Фина сбежала через несколько дней. Нашли девочку на вокзале. Она стояла и смотрела вдаль в ожидании поезда, на том самом месте, где их с мамой когда-то встречал папа. Шел дождь, Фина промокла насквозь, но не сделала даже шага назад. Она готова была стоять там всю жизнь, веря, что с одного из вагонов сойдут родители.

Тогда Фина простудилась и заболела. Это спасло ее от наказания. Потом она несколько раз убегала на станцию. Находили Фину всегда на одном и том же месте, затаскивали в машину, привозили обратно, били, ставили в угол, не давали еды. Перестала убегать Фина, когда из-за такого ее побега наказали весь класс.

Она рассказывала, что в детдоме тяжелее всего было не поддаться, начав ненавидеть родителей.

– Они тебя бросили и смылись, – говорили Фине.

Многие воспитанники были детьми тех, кого забрали, выслали из страны или, как у Фины, – не пустили обратно. Многие отказались от своих родителей, став считать их врагами нации, и даже сменили данное при рождении имя.

Тех, кто не отказывался, выводили после занятий перед остальными воспитанниками и начинали «ломать». Так говорили сами воспитательницы.

– Ты не любишь свою родину? – спрашивала воспа.

– Люблю, – отвечал испуганный ребенок.

– А твои родители любят родину?

Если воспитанник отвечал, что любят, у него спрашивали: почему тогда родители не здесь?

– Не знаю, – не поднимая головы перед остальными детьми, говорил ребенок.

– Как думаешь, твои отец с матерью любят тебя? – спрашивали у него, разобравшись с любовью к родине.

– Наверно, – ребенок боялся произнести слово «любят».

– Если они тебя так любят, то почему ты не с ними, а здесь? Почему не они заботятся о тебе, а родина?

Когда все заканчивалось, и воспы отпускали детей, остальные били ребенка, из-за которого устраивали собрание.

У Фины после детского дома остались несколько шрамов на руках и один – над правой бровью. Она всегда молчала, когда ее вызывали. И потом ее перестали вызывать.

– Когда я вышла оттуда и поняла, что больше никогда туда не вернусь, мне стало так легко, так хорошо, что я скакала по улице от радости, – рассказывала Фина мужу. – Я радовалась, что никогда больше не увижу этих людей, не услышу их голоса, что они больше никогда не прикоснутся ко мне.

Телль знал, о чем говорила Фина. Когда он сам ребенком ходил в детский сад, в младшую группу пришел мальчик. У него была заячья губа, и дети били его за это. И Телль тоже бил.

Он помнил, как звали того мальчика. Телль часто думал о нем. Что с ним стало? Где он сейчас? Жив ли? О том мальчике Телль никогда не рассказывал Фине.