Последний сын

Ее лицо пылало то ли от гнева, то ли от стыда за слова мужа. Теллю стало неловко, а Ханнесу – любопытно. Оба смотрели на Фину, ожидая, что будет дальше. Остановившись, она взглянула на мужа с сыном и взяла себя в руки.

– Когда-нибудь на то, что творится сейчас, все посмотрят другими глазами, – спокойно сказала Фина.

– Ты о чем это? – не понял Телль.

Взяв Ханнеса за руку, Фина продолжила путь.

– Давно – тогда я еще была в средних классах – к нам в город приезжал Нацлидер. Когда нам в детдоме сказали об этом, мы месяц готовились. Рисовали плакаты, учили стихи, песни. Один мальчик из нашего класса нарисовал даже портрет Нацлидера. Воспа увидела его, закричала: «Ты что! Меня же посадят!» Забрала портрет и ушла. Мальчик долго рисовал, старался, но непохожим получился у него Нацлидер. В ночь перед приездом мы почти не спали, и, как воспы за нами ни следили, мы репетировали. В темноте, шепотом. Наутро мы все стояли в парадной форме, ждали, что нас поведут туда, где будет он. Но нас закрыли в детдоме и не выпускали. Всех. Многие из нас плакали от обиды, злились на восп. Но потом, когда я выросла, я поняла, что это не воспы нас не пустили. Они и сами хотели увидеть его, но им сказали – сидеть с нами…

Небрежно улыбнувшись своему воспоминанию, Фина крепко сжала руку сына.

– Если бы не Ханнес, я бы никогда не пришла смотреть на это, – бросила она Теллю, кивнув в сторону парада.

Оказалось, смотреть его ходили все детсадовские мальчишки.

– Мне сказали, что, чем больше солдат и оружия, тем крепче мир, – принес сын домой на следующий вечер.

Теперь, приходя из детского сада, Ханнес продолжал играть в войну, в которую играл там с другими детьми. Он забрасывал невидимыми бомбами невидимого врага под диваном, стрелял в окно, устраивал засаду, прячась под подушками. Так продолжалось до ужина, после которого Ханнес, устав и успокоившись, садился за книгу с буквами или раскладывал свои игрушки.

– Пап, купи мне пистолет, – сказал он забравшему его из сада отцу.

– Ты для этого попросил маму, чтобы я за тобой пришел? – догадался Телль.

Он говорил громко, чтобы сын хорошо его слышал сквозь шум улицы.

– Да, и еще – чтобы подольше поиграть, – признался сын.

– В войнушку? – Телль по своему детству помнил, что это – любимая игра мальчишек.

Ханнес кивнул.

– Вы друг с другом сражаетесь? Или как?

– Враг понарошку. Никто не хочет быть врагом, – с некоторым сожалением ответил Ханнес.

– Вообще никто? – удивился Телль.

– Сперва мы считалкой назначали. Потом просто. Но никто не хотел.

– Как это «просто»?

– Есть мальчики, которым мы говорили: «будете врагами». А они не хотят. Они вообще не стали играть с нами.

– И не играли?

– Ну почему же? Играли.

– Вы их заставили? Били? – сейчас Теллю это было важно знать.

Ханнес прищурил глаз и ответил как-то нехотя.

– Не особо.

Телль подумал, что, когда Ханнес только пришел в сад, его там дразнили «глухая тетеря». И сыну приходилось драться. Телль хотел было напомнить Ханнесу об этом, но не решился.

Про пистолет они, пока шли, забыли.

* * *

– А толстого забрали? – услышала Фина, как-то придя за Ханнесом в сад.

Это одна воспитательница спрашивала другую. Фина специально после этого зашла в группу, чтобы воспитательницы видели ее. Она думала смутить их, но воспы только холодно поздоровались.

– Как зовут того мальчика? – спросила Фина сына по дороге домой. – О котором ваши воспитательницы говорили, когда я зашла.

– Денис, но его так мало кто называет, – не понимая, зачем мама спрашивает, ответил Ханнес.

– Сынок. Я хочу тебя попросить: всегда зови Дениса по имени, и никак по-другому. Это очень важно, – ласково сказала Фина. – Я не спрашиваю, как ты называл его вчера, мне важно, чтобы ты впредь Дениса звал только по имени.

– Я его почти всегда так звал, – удивился просьбе мамы Ханнес.

– Ну вот и хорошо. Вот и зови дальше, – обняла одной рукой сына Фина. – А кто этого мальчика приводит и забирает?

– Мама приводит. А приходит за ним бабушка или папа.

– Как ты думаешь, они любят его?

– Да, – снова удивившись словам мамы, ответил Ханнес.

– Почему ты так думаешь?

– Маме грустно, когда она оставляет Дениса и уходит. А папе и бабушке его жалко, – подумав, ответил Ханнес.

– Ну вот, видишь. Даже у самого, как всем кажется, нелюбимого у вас человечка – есть люди, которые его любят. И, приводя его в сад, мама волнуется – не обидит ли кто ее мальчика, не сделает ли ему больно? И мама будет переживать за сына, чувствовать его боль, его обиду сильнее его самого.

– Откуда ты это знаешь? – глаза Ханнеса стали большими.

– Я ведь тоже мама, – наклонившись к нему, произнесла Фина.

* * *

– Мама, для чего мы живем? – Ханнес только что пришел из сада и сидел на кухне за столом в ожидании ужина.

– Откуда такой взрослый вопрос? – от неожиданности Фина повернулась к сыну с кастрюлей и тарелкой в руках.

Она еще в саду увидела, что сын о чем-то думает, но решила подождать, пока Ханнес сам расскажет. Фине казалось – сын просто пытается подобрать нужные слова, чтобы она его поняла.

– В детском саду нам сказали, что мы живем, чтобы служить отечеству, – объяснил Ханнес, зажав в руке ложку.