При исполнении служебных обязанностей

"Он совсем не похож на отца,- подумал Струмилин,- а сейчас сказал точную фразу Леваковского. Откуда в нем это? Ведь он не мог знать отца: тот погиб, когда ему было три года..."

- Откуда вы знаете эти слова?

- Какие?

- Ну вот эти - "усажу, как ребенка".

- А... Сыромятников мне говорил, что это любимые слова отца.

- Верно.

- Мне очень нравятся эти слова.

- Мне тоже. Слушайте, Паша, извините за нескромный вопрос, а почему у вас другая фамилия?

- Это мать. Она отдала меня в детдом, когда все случилось. Потом вышла замуж и уехала во Владивосток. А когда меня направили в ремесленное училище, она сказала, что мои метрики пропали и что фамилия моя Богачев. Это фамилия ее отца, а он жил в Минске, а там все записи в загсе пропали в войну, и никто не мог проверить. А уж после того как моего отца реабилитировали и ей вернули его Золотую Звезду, она мне все написала.

- А почему вы сейчас не возьмете свою настоящую фамилию?

Богачев долго молчал, а потом ответил:

- Это для меня - как в партию вступить. Думаю, еще рано. Я - Богачев, а Леваковским мне надо стать.

В Чокурдахе дул сильный боковой ветер.

- Ну как? - спросил Струмилин. - Будете сажать?

- Если разрешите - конечно!

- Разрешаю.

Володя Пьянков занял свое место: на маленьком откидном стульчике между Струмилиным и Богачевым. Он привычно глянул на показатели приборов и сложил руки на коленях, готовый выполнить любой приказ пилота точно и незамедлительно.

Богачев мастерски и легко выполнил "коробочку", а потом повел самолет на снижение. Струмилин не смотрел в сторону Богачева. Он смотрел прямо перед собой и видел ровное снежное поле метрах в ста слева от самолета.

"Слишком большое упреждение берет парень, - думал он, доставая из кармана папиросы, - упадем в торосы, ноги поломаем..."

- Шасси! - скомандовал Богачев. На щитке загорелся зеленый свет: шасси выпущены.

- Семьдесят метров, - начал отсчитывать высоту Пьянков, - семьдесят метров, шестьдесят метров, пятьдесят метров, сорок метров...

Самолет чуть подкинуло и понесло вперед стремительнее, чем секунду тому назад.

Аветисян и Брок привстали со своих мест и напряженно смотрели прямо перед собой.

Они смотрели на снежное поле, которое было слева и которое очень медленно приближалось. Так, во всяком случае, им казалось. Земля быстро уходит при взлете и очень медленно приближается во время посадки.

- Тридцать метров, - продолжая отсчитывать, Пьянков посмотрел на Струмилина, - двадцать метров...

"Неужели вытянем? - думал Струмилин, наблюдая за тем, как самолет неуклонно сносило налево, - тогда он просто гений, этот Пашка..."

Самолет завис в воздухе, и на какую-то долю секунды всем показалось, что движение и время остановились, подчиненные спокойному приказу двадцатипятилетнего парня в кожаной куртке.

Струмилин не понял, дотянул все же Павел до снежного поля или сейчас машина перекувырнется, ударившись шасси в торосы.

"Сейчас, - думал Струмилин, - вот сейчас... Ну, дотяни, голубушка, дотяни же!"

- Все, - спокойно сказал Богачев, - сели, как в аптеке.

Удара шасси о снег все еще не было. Но как только он сказал, все в кабине ощутили спокойный, несильный толчок, и машина покатилась по снежному полю.

Струмилин обернулся и посмотрел на Аветисяна и Брока. Те стояли у него за спиной. Аветисян развел руками, что могло означать одновременно и крайнюю степень восхищения и, наоборот, высшую форму раздражительности .

"Что мне ему сказать? - напряженно думал Струмилин. - Он блестяще посадил машину, но он посадил ее очень рискованно и слишком красиво. Это для авиационного парада, а не для Арктики..."

Богачев обернулся к Пьянкову и спросил:

- Володя, у тебя нет спички? У меня в зуб что-то попало.

Пьянков протянул ему пустой коробок. Богачев отломил кусок фанерки и стал чистить зуб. Струмилин испытующе смотрел на него, а потом не выдержал и засмеялся. И весь экипаж тоже засмеялся. Богачев удивленно посмотрел на Струмилина, на Володю, потом быстро оглянулся на Аветисяна и Брока и спросил:

- Я что-нибудь не так сделал, Павел Иванович?

- Вы все сделали так, как надо, Паша, молодец вы...

- Это вы говорите честно или для того, чтобы поднять во мне дух?

- Я говорю это абсолютно честно.

- Тогда большое спасибо.

И снова все засмеялись, а Богачев, снова посмотрев на своих товарищей, подумал:

"Издеваются, черти, а что я сделал такого?"

В Чокурдахе им сказали, что ремонт лыжи, которая стояла на их старом самолете, закончен и что нужно как можно скорее возвращаться в Тикси, желательно без ночевки в Чокурдахе. Подвоз грузов для высокоширотной экспедиции Арктического института закончился, и начинались полеты с научными работниками на борту.

- А вам, - сказали Богачеву, - пришла радиограмма из Москвы, но мы ее в Тикси переслали.

- От кого? Ему ответили:

- От Струмилиной...

6

- Груза в Тикси много? - спросил Струмилин.

- Да. Мы вам лес загрузим и картошку. И лук.

- Сколько всего?

- Под завязку.

- Ладно.

Струмилин вышел из диспетчерской. Мела поземка. Снег был колючий, как щетина.

Низкие рваные облака казались черными, а небо, проглядывавшее сквозь эти низкие рваные облака, было серебряного цвета.