При исполнении служебных обязанностей

- Я вспомнил одного старика. Его звали Ашот. Он говорил очень красивые и очень неверные слова. Я только совсем недавно понял, как не прав старик Ашот. Он не прав только в одном: он настоящий старик, а старики всегда с пренебрежением относятся к молодым. Они думают, что молодые хуже и глупее их. А это неверно. Их поколение делало революцию, но ваше - завоевало полюс и победило Гитлера. А наше поколение взяло Антарктиду, целину и космос.

Струмилин внимательно посмотрел на Павла и спросил:

- Вы очень любите отца, Павел?

- Разве можно не очень любить отца?

- Но ведь вы мне рассказывали про вашу маму. Вы говорили, что...

- Она предала отца, и она предала меня.

Струмилин закурил, а потом спросил в упор:

- Паша, а вы не обижены на советскую власть? За отца? И за детский дом? И - за Богачева?

- Мой отец - советская власть. А тот, кто подписал ордер на его арест и расстрелял потом... Я ненавижу их... Они были скрытыми врагами. А потому они еще страшнее. Они делали все, чтобы мы перестали верить отцам. А нет ничего страшнее, когда перестают верить отцам. Тогда - конец. Спорить с отцами нужно, но верить в них еще нужнее. Так что я не обижен на советскую власть, Павел Иванович, потому что она - это мой отец, вы, Брок, Володя, Геворк...

- Между прочим, - сказал Наум Брок, передавая Струмилину очередную радиограмму о погоде, - старик Ашот, о котором ты говорил, не так уж не прав, как тебе кажется, Паша. После пятьдесят третьего года восемь лет прошло. Нас учат:

"Смелее бейте плохое! Ярче возносите хорошее!" Так вот хорошее мы возносить умеем, а что касается плохого, так здесь вариант "моя хата с краю" по-прежнему здорово силен.

- Это точно, - согласился Пьянков, - на рукопашную нет храбрее нас, а как на собрании начальство крыть за справедливое, так здесь мы па-де-труа вычерчивать начинаем: все одно, мол, не поможет.

- Да... - сказал Струмилин. - Надо сильней и смелей критиковать все плохое.

Тогда жизнь станет у нас просто куда как лучше. А сейчас иной страхуется:

"Покритикую, а начальство, глядишь, квартиры и не даст, вот я в бараке и останусь"...

- А мне кажется, не только в этом дело, - сказал Павел, - мне кажется, все проще. Есть люди честные и смелые, а есть трусливые и нечестные. Честный - он везде честный.

Аветисян заметил:

- Может быть. Но лично я бараки с удовольствием сжег бы, все до единого...

7

- Дай побольше газа, Вова, - попросил Богачев, - еще чуть больше.

- Боишься, что уйдут радисты и ты не сможешь получить радиограмму?

- Тебе в цирке работать. Реприза: "Провидец Пьянков с дрессированными удавами".

- Не дам газа.

- Володенька!..

- Пусть тебе провидец дает газ...

- Вовочка!..

- Пусть тебе удавы дают газ, - бормотал Пьянков, осторожно прибавляя обороты двигателям.

Богачев смотрел, как стрелка спидометра ползла вправо. И чем дальше она ползла вправо, тем радостнее ему становилось. Он обернулся к Пьянкову и сказал:

- Ты гений, старина!

- Ладно, ладно, не в церкви.

- Не сердись.

- Не то слово. Я задыхаюсь от негодования.

Брок засмеялся и сказал Аветисяну:

- Геворк, знаете, мне страшно за Мирова и Новицкого. Наши ребята вырастут в серьезных конкурентов.

Вошел Струмилин еще с двумя чашками кофе и спросил:

- Кому добавок?

- Мне, - попросил Богачев.

Струмилин сел рядом с ним, посмотрел на доску, в которую вмонтированы приборы, отметил для себя, что во время его десятиминутного отсутствия скорость движения возросла, но ничего говорить не стал. Он только подумал: "Жека, Жека, что ты там еще задумала? Неужели тебе захотелось поиграть с этим парнем, который сидит справа от меня, и летает над Арктикой вместе со мной, и пьет кофе, который я завариваю, и прибавляет скорость, хотя этого не надо было бы делать, и беспрерывно курит, потому что хочет поскорее получить твою радиограмму? Ты выросла без матери - раньше, чем надо бы. Когда есть мать, юность продолжается дольше, а это самая прекрасная пора человеческой жизни, маленькая моя, сумасбродная Жека, хороший мой, честный человечек. Не играй с этим парнем, у него тоже было не так уж много юности, очень я тебя прошу об этом, просто ты даже не представляешь, как я прошу тебя об этом..."

- Будете сажать машину, - сказал Струмилин. - Вы любите садиться ночью?

- Я еще ни разу не сажал здесь машину ночью.

- Это очень красиво. Садишься - будто прямо на карнавал. Особенно издали. Это из-за огоньков поселка.

- Я понимаю.

- А особенно красиво, когда ночью или ранним утром садишься во Внуково. Там очень много сигнальных огней. Я всегда смеюсь, потому что вспоминаю поговорку "с корабля на бал".

Аветисян рассчитал время точно и так же точно вывел машину на посадку. Он вывел машину так точно, что Богачеву показалось ненужным выполнять обязательную при посадке "коробочку". Выполнение "коробочки" занимает никак не меньше десяти, а то и пятнадцати минут. А в радиоцентре за эти проклятые десять или пятнадцать минут могут уйти люди, в руках которых находится радиограмма, переданная из Москвы Женей.

Павел мастерски посадил машину. Когда он вырулил на то место, которое ему указал флажками дежурный, он услышал в наушниках злой голос: