Работа над ошибкой

Вдруг откуда-то из темноты послышалось: «Мяу». Мальчик остановился и прислушался. «Мяу», – прозвучало снова.

– Ворон, это ты? – тихо спросил Эмиль.

– Мяу.

Времянкин начал крутить головой, чтобы определить, откуда доносится звук.

– Давай еще разок. Кыс-кыс-кыс.

– Мяу.

Эмиль отступил от стены. Раздался звук хлопающих крыльев.

– Подожди, не летай в темноте, поранишься. Я доберусь до комнаты и включу свет. Замри пока. Я сейчас.

Времянкин дернулся. «Бум», – раздался глухой звук. Сразу за этим Эмиль рухнул на пол.

XXXV

Солнечный свет проникал в коридор из окна, расположенного в конце галереи. В феврале восход солнца в этих местах происходит между восемью и девятью утра. Судя по углу, под которым падали лучи, утро было в разгаре.

Очнувшись, Эмиль обнаружил себя лежащим на полу. Он перевернулся со спины на бок и, не успев как следует открыть глаз, скривил лицо, словно ощутил болезненный спазм. Ночь, проведенная на твердом покрытии, оставила неприятные ощущения во всем теле. Времянкин встал на четвереньки и начал плавно склонять голову в разные стороны. И снова скривился от боли. Он начал осторожно ощупывать свой нос. Опухшая переносица успела посинеть, с губ и подбородка Эмиля посыпались червленые крошки подсохшей крови. Он посмотрел на ковер, отделяющий его от паркетной доски: в том месте, где немногим ранее находилась его голова, в причудливом орнаменте короткого ворса выделялся элемент, диссонировавший со всем остальным. Темная закорючка не вписывалась в строгий восточный узор. Времянкин потрогал пятно. Потом взглянул на кончики своих пальцев. Они были окрашены в красный цвет. Эмиль сел, прислонившись к стене, сдавил голову ладонями и закрыл глаза.

– А-а-а, – закряхтел он.

Затем медленно поднялся на ноги, подошел к двери комнаты и остановился, чтобы осмотреть дверной косяк. Никаких следов столкновения с носом Эмиля не наблюдалось. Он вошел в комнату и отправился в ванную. Забравшись на табурет, принялся разглядывать в зеркале свое лицо.

– Второй раз за неделю сломать нос. Ни в какие ворота! За всю прошлую жизнь ничего себе не сломал. Какое замечательное детство у меня.

Времянкин умыл лицо, слез с табурета, спустил штаны и сел на унитаз.

– Голова раскалывается. Нужен аспирин… Ворон! – вспомнил Эмиль. – Так! Он здесь. Ян… тварь! – негромко выругался мальчик и тут же бросил взгляд в угол под потолком. – Почему, подумав о слежке, я в первую очередь посмотрел под потолок? Может, потому, что это наиболее удачные точки обзора? С этих ракурсов хорошо бы просматривалось все помещение целиком. Если бы мне сказали установить камеру видеонаблюдения в этом помещении, я бы повесил одну крохотулечку в том углу – вся ванная комната вошла бы. Так что вполне логично, что я машинально бросил взгляд именно туда. И, может, еще одну камеру за зеркалом установил бы. Это интересно.

Эмиль задумался ненадолго.

– Какие, на хрен, камеры видеонаблюдения?! Эмиль, ты сошел с ума! – Мальчик сдавил ладонями виски. – У тебя столько сложностей в жизни, какие, к черту, камеры? Идиот! Столько нерешенных проблем, и они только множатся… Как я буду все это разгребать? У меня нет сил. Нет сил. Я устал. Что делать, когда жизнь дубасит? Я взял ее в кредит, а она не приносит мне удовлетворения. Без конца бьет по носу. Все мои попытки осознанно распоряжаться временем натыкаются на агрессивную среду. Но кредит возвращать тем не менее придется, с процентами, как водится. Это неизбежно. Василиса не отпустит. У меня есть тридцать с хвостиком лет. Всего-то. Сделать их идеальными уже не выйдет. Уже не вышло. Плюс этот токсичный элемент – Ян, отравляющий мое существование. Я как между Сциллой и Харибдой. Как в таких условиях получать удовольствие от жизни?

Времянкин взглянул на свою булавку и тяжело вздохнул.