Самый настоящий топор, в натуральную величину, плыл лезвием к берегу, чуть отличался от наших, но именно таких топоров мы у чехов навидались изрядно, именно таким наш повар Гордеич и те, кого назначали в наряд, кололи дрова для полевой кухни. На вид – обыкновенный топор, только насквозь неправильный. Такому топору, упади он в воду, полагалось камнем булькнуть на дно, а этот плыл себе как ни в чем не бывало, как пустая бутылка…
Я сидел и таращился на него как баран на новые ворота, а он подплывал все ближе и ближе. Опомнился я немного и, когда он оказался совсем рядом, схватил топорище. Не нужно было лезть в воду, достаточно встать на коленки у берега и руку протянуть.
Выпрямился, держа его в руке. Весил он примерно столько, сколько и должен весить такой топор. Топорище – натуральное дерево, и лезвие, я потрогал, – обычная сталь. Лежал он в руке смирнехонько, как путному топору, предмету неодушевленному, и полагалось. Самый обыкновенный топор…
Но ведь он плыл!
Тут мне руку, в которой держал топор, словно электрическим током прошило, от пальцев к плечу. По-моему, это было чистой воды самовнушение от дикой невозможности происходящего. И я, не размахиваясь, бросил топор обратно в воду. Он шлепнулся, подняв брызги, на сей раз обухом к берегу, и преспокойно себе поплыл по течению дальше. А я стоял статуей и смотрел ему вслед, пока он не скрылся с глаз, и в голове была совершеннейшая пустота.
Тут меня форменным образом и затрясло от макушки до пяток – я так полагаю, запоздалая реакция на эту небывальщину. Слабость во всем теле расплылась жуткая. До того я только в книгах читал, как лязгают зубами от страха, а теперь сам так зубами и лязгал, тупо таращась в ту сторону, куда уплыл топор. Которому никак не полагалось плавать…
Гораздо позже мне приходило в голову: пожалуй, я не испугался бы так, выплыви на меня водяной или русалка. Я не верю ни в водяных, ни в русалок, ни в прочих леших, но они, если можно так выразиться, – нечто привычное. Про них рассказывают которую сотню лет, примерно известно, чего от них ждать и как они себя ведут. Сплошные сказки, но все равно… А тут был самый обыкновенный бытовой предмет, топор, только плавучий. Вот про такое я в жизни не слыхивал и не читал в сказках в детстве. Оттого, что это был самый обыкновенный топор, только плывший, как топорам не полагается, как полено, и было страшно до жути…
В конце концов я не выдержал, не мог больше торчать столбом посреди солнечного утра, в тиши и безветрии. Может, оттого, что стояла не буря с грозой, а солнечная погода и теплое безветрие, и было на душе еще жутче. То ли сразу тогда мне так показалось, то ли потом так стало думаться, уж и не знаю…
Немного опомнившись, когда перестал мерзко лязгать зубами и противная слабость во всем теле подрассосалась, подхватил я удочки и рыбу, прочие пожитки и пошел в расположение части, так сказать, отступил в совершеннейшем порядке. Чем дальше уходил от реки скорым шагом, тем спокойнее становилось на душе, все крепче казалось, что все это произошло не со мной, а с кем-то другим. Когда впереди показались наши танки и палатки, я уже полностью овладел собой, и то, что случилось на реке – а собственно, ничего и не случилось! – отодвинулось куда-то далеко-далеко…
Наши, конечно, удивились, что я вернулся так рано, всего с двумя рыбинами. Я сказал: нездоровится что-то. Действительно, час-два пролежал у себя в палатке, размышлял над загадочным случаем – и ничего не мог придумать, внятного объяснения не находилось, никогда прежде ни о чем подобном не слышал и не читал. Плавучий топор был штукой насквозь неправильной, но ведь он мне не почудился, я прекрасно помнил его тяжесть в руке…
Мы там простояли еще месяца полтора. С неделю я на рыбалку не ходил, а потом пересилил себя, что ли. Взыграло нечто вроде оскорбленного самолюбия. Подумал: в бога душу мать, я не суеверная старушка и не трусишка зайка серенький, я боевой офицер! Отвоевал два с половиной года, два ордена, четыре медали, трижды горел в танке, и ни разу даже не обожгло, удавалось вовремя выбраться. И ради отличной рыбалки перестану ходить на речку только потому, что по ней проплыл загадочный топор?! От которого мне не случилось никакого вреда? Нет уж, стыдно будет отступить…
И не отступил. Все время, что мы там стояли, ходил на долгую рыбалку. И больше не случилось ничего невероятного. А потом наша часть попала под массовую послевоенную демобилизацию. Чему я был только рад – я не кадровый военный, на гражданке закончил два курса инженерно-строительного института, туда и хотел вернуться. И вернулся, закончил, до пенсии проработал по специальности. Есть кое-какие трудовые награды, в том числе знак за строительство железной дороги Абакан – Тайшет – там мы с вашим отцом и познакомились. Но это уже неинтересно, больше ни разу за всю мою гражданскую долгую жизнь не пришлось столкнуться ни с чем необычайным. О чем я ну нисколечко не сожалею…