«Все по местам!» Возвращение «Варяга»

Когда дистанция по дальномеру сократилась до 45 кабельтовых, выстрелом разрядили сегментный снаряд, причем он почему-то разорвался не далее как в 5 кабельтовых от „Осляби“, хотя был выставлен на 14 кабельтовых.[10] Для пристрелки почему-то подали к орудию чугунные снаряды, но, как оказалось, к лучшему: чугунные снаряды вполне регулярно разрывались при ударе о воду и давали при этом заметное облако черного дыма.

Начали пристрелку, но сначала были перелеты, так как я никак не мог подстроиться к очень высокой относительной скорости сближения кораблей.

Несмотря на накрытия уже со второй минуты, никак не удавалось добиться прямого попадания. Тем не менее через переговорную трубу я постоянно сообщал дистанцию в боевую рубку. Примерно тогда же японец начал поворот и открыл очень частый огонь левым бортом. Был разбит наш единственный носовой дальномер, и мое орудие теперь и было дальномером. Крупный снаряд попал также в носовую часть броненосца в районе водонепроницаемой переборки 20-го шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку и палубу, прилегающие каюты, образовав в борту громадную дыру; к счастью, ее не захлестывало водой. Однако начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту, и все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть, и его приходилось затем периодически поливать водой. Так как вентиляторы повредило взрывом, отправил матросов открыть иллюминаторы на батарейной и жилой палубе, чтоб вытягивало дым, мешавший стрельбе.

Так как ни орудие, ни прислуга не пострадали при взрыве, то стрельбу не прекращали, примерно через минуту мы, похоже, попали в борт японского крейсера, правда, без видимого ущерба».

Контр-адмирал А. А. Вирениус, командир отряда:

«Минуты через три после открытия нами огня японский крейсер, видимо, все-таки опомнился и начал описывать циркуляцию, открыв при этом частый огонь всем левым бортом. При этом наконец проявился его характерный профиль со стоящей отдельно третьей трубой — „Адзума“. Ну что ж, „Адзума“ так „Адзума“. Как ни странно, огонь японцев на циркуляции был довольно точен с учетом дистанции в 3 мили, море буквально вскипело вокруг „Осляби“, причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой и потому засыпали броненосец осколками. Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Первый снаряд крупного калибра, попавший в фок-мачту ниже боевого марса осколками, в том числе отраженными марсом, повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков и командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но мачта устояла. Мы с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки, и сноп осколков прошел мимо, хотя у меня воздушной волной сбило фуражку. Я решил не искушать судьбу и перейти в боевую рубку, тем более что большие смотровые щели рубки способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время еще один крупный снаряд попал в носовую часть корпуса и вызвал небольшой пожар, быстро потушенный, к счастью.

Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14-весельный катер около грот-мачты, разрушил его и соседние катера, а также вызвал небольшой пожар.

Когда я входил в боевую рубку, произошло еще одно попадание — в носовую 10-дюймовую башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте старшего артиллериста, штурмана, рулевого и квартирмейстера и отраженными осколками переломал оборудование. К счастью, руль и машинный телеграф действовали, и штурвал удерживали раненый минный офицер и барабанщик. Командир входил в рубку передо мной и тоже получил ранение — царапину на руке, которую он просто зажал платком и не обращал внимания. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер (Саблин) сам ушел на перевязку, после того как боцман заменил его у штурвала. Я уже решил поворачивать влево и ложиться на параллельный курс, чтоб вести огонь всем бортом, так как долго попадания с такой интенсивностью мы бы не выдержали, и, кроме того, мы бы так продолжали закрывать собой „Смоленск“ от неприятеля, однако, подойдя к смотровой щели рубки, увидел, что „Адзума“ уже почти закончила разворот и удирает от нас. Видимо, мы все-таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намерения. Тем лучше, будем догонять, сколько сможем, и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У „Адзумы“ в корму могут стрелять только два 8-дюймовых, но они не в состоянии пробить броневой траверз „Осляби“, у „Осляби“ же два 10-дюймовых вполне могут на такой дистанции пробить кормовой траверз „Адзумы“. Так что если нам повезет — „Адзума“ сбавит ход, а там вдвоем с „Авророй“ есть шанс и утопить „японца“, лишь бы к нему подмога не подоспела. Кстати, я совсем забыл про „Аврору“. Приказал поднять сигнал: „Авроре“ — вступить в кильватер „Ослябе“».