Всё как у людей

Пыхов усмехнулся и быстро вернулся в микроавтобус. Василич выразительно рыкнул форсированным двигателем.

– Хоть бы номера свои в базу внесли, чтобы людей зря не отвлекать, – горько сказал старлей, поспешил в машину, разбудил сирену и втопил с места, не глядя, поспевают ли незваные ведомые.

Поспевали, конечно.

– Часики ти… – шепнул кто-то, явно издеваясь.

Женя вздрогнула, шепот выбила из ушей омерзительно звонкая сирена. Не скорой, полицейская. Машина ДПС пролетела мимо сквера и заулюлюкала, видимо, дожидаясь, пока кто-то освободит подъезд к больнице. За машиной терпеливо дожидался черный микроавтобус размером с маршрутку, но выглядящий, конечно, куда дороже, мощнее и брутальнее. Потому что окна тонированные и обводы жесткие, равнодушно отметила Женя, не пытаясь понять, почему микроавтобус кажется ей знакомым. На фоне того, что творилось с ней самой, знакомым, родным и желанным представлялось абсолютно всё. Всё-всё-всё. Кроме самой Жени.

Она напряглась, пробуя включить в памяти свет, который снова выхватит полное понимание, накрывшее ее на операционном столе, а сейчас съехавшее в неразбираемую темень. Ранам стало больно, а голове жутко, и Женя выдохнула, так ничего и не вспомнив. Ладно, буду живой – вспомню. Осталось быть живой. Труднейшая, оказывается, задача. Кто бы мне сказал это пару часов назад. Почему мне никто не сказал?

Я не хочу это всё.

Женя посмотрела по сторонам, убедилась, что сквер по-прежнему пуст, а вышагивающие с колясками мамочки совсем сместились к игровой площадке, опустила взгляд, сжала зубы и снова ощупала живот сквозь зеленую ткань. Пальцы провалились туда, куда проваливаться никак не должны были, в горле дернулась пустая кислая тошнота, голова стремительно закружилась и, наверное, соскочила бы с плеч и покатилась вслед за микроавтобусом, если бы не уперлась затылком в корявую кору клена, к которому Женя предусмотрительно присоседилась.

Похудеть хотела, чтобы живот не торчал, вот он и не торчит. Вообще. Наоборот, ввалился. Чего не радуешься?

Они меня выпотрошили, как рыбу, и выбросили. Потому что полиса нет. Но у меня же есть полис. Или нет? Не важно. Я же из окна упала. Я же чуть не убилась. Я же человек. Почему они со мной так? Какое они право имеют? Им не жалко меня совсем? Им не стыдно?

Женя всхлипнула, отдергивая руку от чужого пустого живота, внезапно ставшего ее середкой, и зажмурилась, сплющивая мокрые ресницы так, что слезы юркнули к ушам. Стало темно, а когда она переступила озябшими босыми ступнями и чуть обняла себя за плечи – тепло. Покойно. Так и буду стоять, подумала Женя.

Василич еще не успел припарковаться с необходимой ему тщательностью, а Овчаренко уже выскочил наружу и устремился к входу в больницу, не обращая внимания ни на поспешившего следом Пыхова, ни на полицейскую машину, которая сдавала задом. Лицо у Рогова было холодно-оскорбленным, будто начальство заставило его не потерять пять минут на сопровождение, а публично отречься от веры в особый путь России, священную значимость функции держать и не пущать, виновность задержанных и продажность временно незадержанных и во что у них там еще положено верить. Пыхова это не волновало, конечно, – во-первых, ему платили не за волнения по поводу чувств посторонних, тем более примитивных, во-вторых, старлей сам напросился. Пыхова волновала досадная потеря времени, которая ощущалась примерно как потеря воздуха на скоростном подъеме: чем выше, тем хуже дышится, а дальше будет еще хуже, и ноги будут хлипче, а голова дурнее, а бежать все равно надо с ускорением, потому что требуют и потому что иначе нельзя, сказала Черная Королева.

Потеря времени тем более досадна, что невозможно исправить ничего из уже навороченного, и не за что зацепиться, чтобы остановить образец, пока вокруг него не наворотилось новой кутерьмы.

На текущем этапе затраты времени были сведены к минимуму. Замдиректора больницы оказался толковым или просто ладно проинструктированным. Он не стал доставать гостей вопросами о статусе, полномочиях и вообще о том, что ж деется-то на вверенном ему участке, а сразу провел их к завотделением, на ходу кратко и толково изложив все существенное: экипаж скорой привез пациентку в пятнадцать двадцать пять, женщина двадцати семи – тридцати лет, множественные открытые раны, внутренние повреждения и огромная кровопотеря в результате кататравмы, падение предположительно с седьмого – десятого этажа, при том что для взрослого человека уже четвертый этаж считается смертельным. В карете пациентка была временно стабилизирована, но показания требовали немедленного хирургического вмешательства. КТ, к сожалению, временно не функционирует, но мобильное УЗИ показало, что брюшная полость заполнена жидкостью. Дежурный хирург приступил к ревизии в пятнадцать тридцать, сразу запросив помощи коллеги, как только оценил масштаб повреждений. Первый же парамедианный разрез показал…

– Так, – сказал Овчаренко, оглядевшись перед дверью с табличкой «Заведующая отделением хирургической реанимации Седых Ирина Станиславовна», рванул дверь на себя и вошел.