Впрочем, для полной победы над большевиками жёстко и даже жестоко должны были бы действовать все антибольшевистские лидеры, а не один только Дутов. Однако приходится признать, что вожди Белого движения, в отличие от их противника, так и не поняли всей сложности стоявшей перед ними задачи, не осознали необходимости бросить всё и не останавливаться перед самыми жёсткими мерами для достижения победы. Сколько бы ни говорили о белом терроре, очевидно, что белые вожди — люди, порождённые старым режимом, не могли представить себе тот масштаб насилия, который был необходим в 1917–1922 гг. для достижения победы над врагом. Такое представление, однако, имелось у закалённых годами нелегальной борьбы большевиков, которые ради захвата власти не остановились перед тем, чтобы залить всю страну кровью своих же соотечественников. Впрочем, их методы воздействия не сводились к одному лишь террору, составляя довольно жестокую, но при этом эффективную систему управления. Не секрет, что большевистские лидеры сумели понять то, чего не сумели их оппоненты, военные профессионалы по другую линию фронта — принципы ведения войны в новых условиях, сумели соединить войну и политику, о чём писал ещё К. фон Клаузевиц и что не удалось белым. Именно создание массовой Красной армии под управлением квалифицированных офицеров старой армии, контролировавшихся комиссарами, а также выдвижение понятных и привлекательных для большинства населения лозунгов принесло большевикам победу (в течение 1919 г. средний ежемесячный прирост численности РККА составил 183.000 человек[2456], для сравнения — общая численность Вооружённых сил на Юге России к 5 октября 1919 г., в период максимальных успехов, достигала всего лишь 153.082 человек[2457], в РККА на ту же дату числилось уже 2,5 миллиона бойцов). Конечно, можно говорить о военно-географическом преимуществе красных, позволявшем им действовать по внутренним операционным линиям, о том, что мобилизационный ресурс подконтрольных белым областей был истощён, однако и у белых были свои преимущества, но эффективно воспользоваться ими они не сумели. В итоге организация победила импровизацию. Каждый решает для себя сам, на ком лежит большая ответственность за трагическую судьбу нашей родины в ХХ в. На белых ли, с их во многом интеллигентским отношением к Гражданской войне, или на красных, придерживавшихся принципа «цель оправдывает средства».
Помимо слишком мягкого, на мой взгляд, для Гражданской войны политического курса ошибочным следует считать и неумение Дутова расставить приоритеты и сосредоточиться на решении главной задачи — вооружённой борьбе с большевиками, отложив на время войны прочие вопросы, в частности проведение активной политики в области культуры. В результате этого открытые при нём для казаков школы и библиотеки после Гражданской войны остались, а казаков как таковых в них уже не было.
Наконец, Дутов, как свидетельствуют документы, в своих решениях далеко не всегда руководствовался общегосударственными задачами, ставя во главу угла местные, а порой и свои личные интересы. Конечно, он не был сепаратистом и не мыслил себя и казаков вне борьбы с большевиками, чему в значительной степени способствовало нахождение войска в 1917–1919 гг. в прифронтовой полосе и масштабное восстание казаков «снизу» весной 1918 г. В такой ситуации потенциальный отказ атамана от активной борьбы с красными был бы равносилен потере им власти. На это Дутов пойти не мог. В то же время нет никакой гарантии, что, окажись он на месте любого из дальневосточных «батек», он бы не занял ту сепаратистскую позицию, какой придерживались прояпонски настроенные Г.М. Семёнов и И.П. Калмыков[2458], не выставившие на Восточный фронт ни одной части. Фактически следует признать правоту оценки Дутова как автономиста. К слову сказать, в феврале 1919 г. 3-й очередной Войсковой Круг утвердил текст присяги оренбургского казака. Казаки должны были присягать не только государству и Верховному Правителю, но также Войсковому Кругу и его избранникам — то есть выборной местной власти[2459].