Берегите друзей

Ровесник разных поколений,
Среди других ты и меня
Почтил вниманьем, добрый гений,
Вблизи очажного огня.

И я познал страстей пучину,
Куда давно себя ты вверг,
И на тебя, как на вершину,
Всегда смотрел я снизу вверх.

И всякий раз при нашей встрече
Сходились, как в былые дни,
Мои великие предтечи,
Друзья старинные твои.

И не меня ль на перевале
Венчал ты, будто бы Казбек,
Рукой, которую пожали
Минувший и двадцатый век.

Наедине с собой

Перевод Я. Козловского

В далекий путь не отъезжаю ныне,
Но почему печаль пронзила вдруг
И сам себе в обуглившейся сини
Безмолвно говорю: «Прощай, мой друг»?

На город ночь спешит навеять дрему,
Один я в доме, и не спится мне.
И чудится, не сам хожу по дому,
А призрак мой, привидевшись во сне.

И между нами, как в былые лета,
Спор вспыхивает, будто бы гроза.
И на укор не нахожу ответа,
А мой двойник смеется мне в глаза.

И кажется, часы сочли за благость
Остановиться на моей руке.
Как будто время исчислять им в тягость,
Мол, пусть течет, как волны по реке.

Но, одолев дамоклов меч тревоги,
Чтоб властвовал неугнетенный дух,
Как гостю, что явился на пороге,
Сам говорю себе я:
                  «Здравствуй, друг!»

А твой портрет мерцает в старой раме.
О боже, как на нем ты молода…
Моя ль душа слилась вдали с горами,
Мелькнула ли падучая звезда?

«Рядом с Пушкиным Лермонтов виден…»

Маршалу Рокоссовскому

Перевод Я. Козловского

Рядом с Пушкиным Лермонтов виден,
Рядом с Жуковым видишься ты,
Полководец, чей путь необыден
И прекрасные зримы черты.

Под небесным слились зодиаком
Твой терновый и лавровый знак.
Сын России, рожденный поляком,
Ты для недругов Польши – русак.

Помню Красную площадь, где рядом
Оказались былые фронты.
И приказано, чтобы парадом
В честь Победы командовал ты…

Пусть же мальчикам снится, как мне,
Рокоссовский на черном коне.

«Я навестил больного старого поэта…»

Памяти Абуталиба Гафурова

Перевод Ю. Мориц

Я навестил больного старого поэта,
Его каморка, словно мрачный гроб, тесна…
– Зачем из комнаты большой, где много света,
Ты перебрался в эту келью, старина?

И был печален голос мудрого аскета:
– Ведь я, Расул, уже в гробу одной ногой…
Хочу привыкнуть к тесноте, черней, чем эта,
К жилищу новому готовлюсь, дорогой.

Мои глаза уже не видят даже пищи,
Им виден только жизни путь во всю длину…
Знай, две зурны всегда носил я в голенище,
Одну тебе отдам, другую – чабану.
И в то мгновенье, когда пенье их сплотится,
Быть может, песня дагестанская родится.

Когда не бывает надежного друга…

Перевод Ю. Мориц