c7b3452c1545435d83fcecd890d53ad3

Первые признаки надвигающейся болезни стали появляться, как и у отца, ближе к тридцати годам. Может, кто другой и списал бы неусидчивость и неожиданно возникшую суетливость движений на усталость и стресс, но Егор, к тому времени перелопативший горы литературы на интересующую его тему, не был способен выдавать желаемое за действительность. Это было началом конца. В лучшем случае, болезнь пойдет по стандартному пути и у него в запасе есть еще лет десять-пятнадцать, половину из которых он будет неспособен самостоятельно застегнуть ширинку на штанах. В худшем, он пойдет по стопам отца и тогда год – это максимум, что ему осталось.

Все, что могли сделать доктора, это прописать поддерживающую терапию и посоветовать почаще ставить свечки в церкви. Последнее больше всего убедило Егора, что, начиная с этого дня, он живет взаймы. Но прошел год, два, четыре, а кардинальных ухудшений в своем состоянии Егор не замечал. Для него это оказалось страшнее всего – он был морально готов умереть, но жить в камере смертника, каждый день, ожидая исполнения приговора, было выше его сил.

К тридцати пяти годам он так и не обзавелся семьей, не считая себя вправе перекладывать ответственность за тяжело больного человека на хрупкие женские плечи. Единственным близким ему человеком все эти годы оставалась сестра Маша, родившаяся, когда Егору было семь лет. С того момента, как он впервые взял ее на руки, вдохнул странный, щемящий запах маленького тельца, а она доверчиво обхватила ручонкой его палец, в сердце Егора поселилась нежность и любовь к сестренке. Часами он мог сидеть у ее кроватки и смотреть, как дрожат на пухлых детских щечках длинные ресницы. Безропотно гулял с коляской, менял подгузники, читал на ночь сказки. Тем более что мама, повторно выйдя замуж, казалось, совсем забыла про детей, целиком и полностью растворившись в карьере нового мужа: по злой иронии судьбы, он работал в ЮНИСЕФ, часто выезжал в командировки, и сумел заразить своим энтузиазмом новую жену. Забыв о своих детях, они неслись спасать чужих.

Брат и сестра рано стали самостоятельными, вынужденные готовить, убирать, гладить, пока родители на очередном семинаре ратовали за улучшение жизни детей в Нигерии. Егор как мог заботился о младшей сестре, и лучшей наградой ему было обожание, светившееся в огромных, не по-детски серьезных глазах, каждый раз, когда девочка смотрела на брата. Однако вскоре жизнь преподнесла Егору очередной неприятный сюрприз. Через год, после того, как ему исполнилось восемнадцать, родители эмигрировали в Америку. Отчиму предложили возглавить одно из отделений организации, и времени на раздумья они не тратили. Егор уже был совершеннолетним, и ехать отказался, а одиннадцатилетнюю Машу никто даже не спрашивал.

Впервые брат и сестра оказались друг от друга на расстоянии в несколько тысяч километров. Егор тосковал глухо, страшно. Ему, привыкшему забывать о своей болезни, заботясь о сестре, было тяжело остаться совсем одному в пустой квартире, где еще недавно звучал ее звонкий смех. Пропал смысл жизни, который он видел в том, чтобы дать Маше как можно больше счастья до того, как станет никому не нужной обузой.

На какое-то время Егор целиком и полностью погрузился в работу. Он с отличием закончил МИРЭА по специальности радиоинженер и работал в одном закрытом НИИ, разрабатывая для оборонки новые системы навигации. Жизнь была однообразна до тошноты. Дом, работа, дом. Ни друзей, ни подруг. Полная и абсолютная изоляция, в которую он сознательно поместил себя – горький заложник собственной болезни.

Так прошло восемь лет. С родителями и сестрой Егор виделся редко, его зарплаты не хватало на дорогой билет в Штаты, а пользоваться деньгами родных он отказывался. Во время коротких визитов, Егор пытался наладить контакт с сестрой, но вместо привычной, веселой Машки, его встречала угрюмая, угловатая девочка-подросток, всеми силами избегавшая оставаться с братом наедине. Только однажды, в один из последних приездов, перед тем, как Егор садился в такси, чтобы ехать в аэропорт, из дома вихрем вылетела Маша, минуту назад чинно попрощавшаяся с ним в гостиной, и повисла на шее брата. Прижимая к себе худенькое, вздрагивающее от рыданий тельце, растерянный Егор был готов прямо сейчас посадить ее в такси и забрать с собой – и плевать, что скажут родители, но через несколько мгновений девушка овладела собой и, вытерев слезы, вернулась в дом. На родину Егор летел с тяжелым сердцем, всей душой желая забрать Машу к себе и одновременно понимая, что кроме нищенской зарплаты и неизлечимой болезни, ничего не способен ей предложить.

В день, когда Егору исполнилось двадцать девять, он сидел у себя на кухне, мысленно подводя итог симптомам, которые без труда уже мог диагностировать. Движения стали резкими и суетливыми – раз. Изменилась походка, появилось характерное пританцовывание – два. Участились депрессии, нередко на пустом месте возникает немотивированная агрессия – три. Периодически случаются спазмы лицевых мышц – четыре.