До ее встречи со мной

Но на следующий день, когда Грэм пришел домой на несколько часов раньше Энн, он обнаружил, что его тянет к ее книжным полкам. Он встал на колени перед третьей полкой снизу и уставился на ее путеводители. Пара книжек про Лондон, одна про Пеннинские горы – они ничего не значили. Студенческий путеводитель по Сан-Франциско; «Венеция» Джеймса Морриса; путеводители «Компэнион» по Флоренции (а как же) и югу Франции; Германия, Испания, Лос-Анджелес, Индия. Он не знал, что она была в Индии. С кем это она была в Индии, подумал он, – впрочем, без особого жара и даже без особой ревности, может быть, потому, что не слишком стремился туда.

Он вытащил стопку карт, втиснутую в конец полки. Было трудно сразу сказать, каких городов это карты, потому что Энн не потрудилась их сложить – как сделал бы он – так, чтобы обложка была снаружи. Он подумал, свойственна ли такая неаккуратность большинству женщин; он бы этому не удивился. Ведь женщинам нельзя вполне доверять в пространственных и географических вопросах. Часто у них нет природного ощущения севера; некоторые даже с трудом отличают правое от левого (как Элисон, его первая девушка; когда в машине у нее спрашивали, куда ехать, она выставляла перед собой кулак и смотрела на него – как будто к кулаку была приколота большая этикетка, указывающая «ПРАВО» или «ЛЕВО», – а потом уже говорила водителю то, что ей сообщила рука). Это все от воспитания, подумал он, или от строения мозга?

Похоже, что женщины и умственные карты городов составляли с трудом. Однажды Грэм видел картинку, на которой каждая часть человеческого тела была представлена в соответствии с чувствительностью ее поверхности; у получившегося гомункула на гигантской голове красовались африканские губы, руки были размером с бейсбольные перчатки, а под этим всем пряталось крошечное, жалкое тело. Странно, что он не запомнил размера половых органов. Карта Лондона в голове Энн, подумал он, была бы такой же искаженной и несбалансированной: на южной оконечности – страшно разбухший Клэпем, соединенный несколькими широкими артериями с Сохо, Блумсбери, Ислингтоном и Хэмпстедом; раздутый пузырек оказался бы в районе Найтсбриджа, и еще один около Кью, а соединяло бы их множество беспорядочных районов с названиями, указанными мелким шрифтом: Хорнси над Илингом и к югу от Степни, Собачий остров, пришвартованный рядом с Чизик-Эйт.

Может быть, поэтому женщины – Грэм широким жестом обобщил свои соображения про Энн – никогда не складывают карты как надо: потому что общее представление о городе не входит в их кругозор, поэтому и нет никакой «верной последовательности», с которой следует начать. Все карты Энн были убраны так, как будто их отложили в разгаре поиска. Это делало их более личными и, вдруг понял Грэм, более угрожающими для него. С его точки зрения, карта, сложенная обратно в изначальный облик, теряла оттиск пользователя: ее можно было одолжить или отдать, не затрагивая никаких чувств и привязанностей. Смотреть на ее неловко скомканные поверх изначальных линий сгиба карты было все равно что увидеть часы, остановившиеся в определенный и значимый момент, или – а это еще хуже, понял он – все равно что прочитать ее дневник. На некоторых картах (Париж, Зальцбург, Мадрид) были сделанные шариковой ручкой пометки: крестики, кружки, номера домов. Внезапные детали жизни, которая ему предшествовала. Он засунул карты обратно.

Позже в тот же вечер он спросил тоном настолько мягким и спокойным, насколько это ему удалось:

– В Индию не хочешь поехать?

– Мы же вроде туда не собирались. – В голосе Энн звучало нешуточное удивление.

– Я-то не хотел, просто интересно, что ты об этом думаешь.

– По-моему, я когда-то хотела поехать и много про это читала, но мне показалось, что это очень депрессивная страна, так что я передумала.

Грэм кивнул. Энн вопросительно посмотрела на него, но он не ответил на ее безмолвное недоумение, и она решила промолчать.

После этого он перестал беспокоиться об Индии. Он очень беспокоился об Италии, и о Лос-Анджелесе, и о юге Франции, и об Испании и Германии, но, по крайней мере, беспокоиться об Индии у него не было никаких оснований. В Индии не было ни одного индийца, думал он, который бы когда-либо видел, как Энн идет рука об руку с кем-то, но не с ним. Твердый, непоколебимый факт. Конечно, оставались все индийцы в Англии, Италии, Лос-Анджелесе, на юге Франции, в Испании и Германии, любой процент которых мог видеть ее под руку с Бенни, или Крисом, или Лайманом, или Филом, или кем там еще. Но этих индийцев было несопоставимо меньше, чем индийских индийцев, из которых решительно никто (разве что в заграничной поездке – хм, какая мысль) не мог видеть ее в предложенных обстоятельствах.