Он безучастно, глядел на две деревянные кадки, каменную сажалку и большие глиняные горшки, содержавшие растения разных размеров, форм и цветов. Наконец рискнул:
– А как они называются?
Она перечислила шалфей, розмарин, сладкий базилик, мяту, лимонник, шнит-лук, укроп и так далее, объясняя:
– В травах есть что-то таинственное. Их веками использовали для целительства, а когда их употребляешь в пищу, на душе становится как-то приятнее.
Он спросил насчёт чая, который они пили. По вкусу и запаху он походил для него на продукт из конюшни. Она сказала, что это был китайский сушонг.
– Вы выращиваете кошачью мяту? - поинтересовался он. - У меня две сиамские кошки.
– Я обожаю сиамцев! Я всегда хотела такого, но мама…
Она, видимо, вдруг устала, и он предложил посидеть на каменной скамье возле трав, которые, как оказалось, на свой лад довольно приятно пахли.
– Где вы живёте, когда вы не на острове? - спросил он.
– Маме нравится проводить осень на нашей ферме, праздники - в городе, а зимы - на Палм-Бич.
– Вы всегда жили с матерью?
– Кроме того времени, когда была в школе.
Они несколько мгновений сидели молча, но глаза её блуждали, а мысли были почти слышны. У неё оказалось умное, тонкое лицо, которое чуть портил слишком широкий лоб.
Стараясь говорить как добрый дядюшка, он спросил:
– Вы думали о том, что вам когда-нибудь захочется завести свой собственный дом?
– О, мама не одобрила бы, и я сомневаюсь, наберусь ли я мужества оторваться или сил - принять на себя ответственность.
– А свои собственные деньги у вас есть?
– Капитал, доверенный папой, - и очень хороший. Попечительница - мама, но он мой по закону.
– Вы когда-нибудь помышляли о карьере?
– Мама говорит, что я не создана для чего-либо, требующего выполнения обязательств. Она говорит, я дилетантка.
– Но у вас ведь есть степень, полученная в колледже.
Она застенчиво покачала головой. Он чувствовал - она собиралась сказать: «Мама не считала, что это необходимо», или «Мама считала, что я не смогла бы выдержать напряжения», или «Мама то, мама сё». Щадя её чувства, он встал и сказал:
– Мне пора идти домой кормить кошек.
Они вернулись на террасу, и Квиллер поблагодарил миссис Эплхардт за приятно проведенный день и интересное знакомство.
Неожиданно Элизабет заговорила:
– Я отвезу вас домой, мистер Квиллер, и мы захватим с собой свежих трав для повара вашей гостиницы.
– Нашего гостя отвезёт домой Генри, - поправила её мать.
Отбросив с лица волосы, молодая женщина смело повысила голос:
– Мама, я желаю сама отвезти мистера Квиллера. У него две сиамские кошки, которых я хотела бы увидеть.
Остальные члены клана слушали это выступление в молчаливом изумлении.
– Элизабет, ты не совсем в себе, - с усилием произнесла миссис Эплхардт, - и, конечно же, не в состоянии править. Нам лучше не рисковать. Ты так чувствительна к лечебным процедурам… Ричард, ты не согласен?
Не успел старший брат ответить, как подал голос Джек:
– Ради бога, мама, позвольте ей хоть раз в жизни сделать то, чего она хочет! Если коляска опрокинется и она сломает шею, так тому и быть! Это карма! Ведь так она нам всегда говорит!
Квиллер, невольный свидетель неловкой минуты семейной истории, перешел к невесткам и спросил, слыхали ли они о неразгаданной тайне маяка. Они, по счастью, не слыхали, и он подробно изложил им историю с несколькими преувеличениями собственного изобретения. Ко времени, когда его слушательницы раздумывали о судьбе смотрителей маяка, снова показалась Элизабет - в юбке-штанах, сапогах, соломенной матросской шляпе и безукоризненно сшитой рубашке.
– Грум ведёт сюда фаэтон, - сказала она чуть дрогнувшим голосом.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Грум подсадил Элизабет на облучок, а один из слуг в зелёной куртке подбежал с букетом трав. Она уселась прямо, тесно прижав локти к телу и держа вожжи меж пальцами левой руки. В правой руке у неё был хлыст. Отъезжая от дома, она полностью владела собой. Квиллер подумал: «Все, что нам нужно для финальной сцены, - это мелодраматическая закадровая музыка, пока мы удаляемся в закат. А какой список действующих лиц! Деспотичная мать, робкая дочь, два покорных сына плюс третий, чувствующий себя достаточно вольготно, чтобы позволять себе дерзкие выпады шута».
Усаженный сбоку от хрупкого возницы, он спросил:
– А вы уверены, что ваше травмированное запястье удержит этот хлыст?
– Он только символ, - отозвалась она. - Скип слушается вожжей и голоса возницы. Наш стюард вдобавок и замечательный тренер.
Они остановились у ворот, перед тем как свернуть в поток воскресных отдыхающих.
– Пошёл, Скип!
Кивнув головой, словно в знак того, что приказ понят, конь свернул налево.
– Мама говорит, что вы пишете для газеты. Для какой? - спросила Элизабет.
– Для «Всякой всячины», что на материке.
– Она в самом деле так называется? Я не читаю газет. Они меня расстраивают. А что вы пишете?
– О том о сём… Могу ли я спросить, где сегодня были павлины? Я так понял, что у вас есть павлины.