— Тихо! И откройте все вещи!
Только теперь появилась возможность сосчитать всех пришедших. Из важных гостей постепенно выявились начальник порта (какая честь, лично прибыл для встречи!), иммиграционный чиновник, представитель транспортной компании, двое таможенников, двое полицейских в форме, один тайный агент, а один — еще более тайный: не проронил ни единого слова, не издал ни единого звука на протяжении всех трех часов последовавшего затем свирепого обыска. Так вот, значит, как изменилась Франция с того момента, как мы покинули ее, по-весеннему приветливую, на юге.
Три года назад весь таможенный досмотр состоял из добродушной улыбки и пожелания счастливого пути. А сейчас? Эти восемь человек напоминают восемь собак-ищеек, разъяренных тем, что не могут найти того, что хотят. Они насильно выволокли тебя по трапу и сунули в «зеленый антон», чтобы привлечь как можно меньше внимания любопытных, которые моментально начали сбегаться. Захватили они с собой и все вещи. Роются в архиве негативов, просматривают фотографии, принюхиваются к бутылочке с жидкостью, освежающей после бритья, перелистывают кассовый дневник и перечень валютных документов, перерывают пачки писем и копии репортажей.
— Опись ценных предметов согласно предписаниям я отдал капитану судна…
— Вас об этом не спрашивают! Что это?
— Копии репортажей о Южной' Америке.
— А почему не по-французски?
— Мосье, вы француз, поэтому вы пишете свои рапорты по-французски. Я чехословак и пишу по-чешски.
— Попридержите язык!
Когда все уже было дважды перерыто и они не знали, что делать дальше, молчаливый человек, энергично вскинув подбородок, отдал команду. Все послушно встали, сержант, стоявший ближе всех к двери, угодливо пропустил таинственную личность вперед, и процессия снова направилась по трапу на судно. В каюте эскорт рассыпался в разные стороны. Чехлы долой, один переворачивает матрацы обратной стороной и прокалывает их длинной иглой, второй вынул из кармана отвертку и снимает доску зеркала, третий вытащил на пол все ящики из стола и шкафа, четвертый бросился в умывальную и клозет, подставил стул и тщательно осматривает каждую щель за батареями отопления и трубами на потолке.
— Разуйтесь, посмотрим, нет ли у вас двойных подметок. И разденьтесь до трусов!
Лучший ответ на подобный приказ — улыбка.
У полицейских она вызывает новый прилив ярости.
— На эти четыре чемодана, кинокамеру и фотоаппарат мы накладываем арест. До восьми часов сообщите, куда переслать их за ваш счет!
Наконец-то найдено конкретное занятие. Чемоданы тщательно перевязываются конопляными веревками с вплетенной в них проволокой. Потом их перевязывают вторично — чем больше веревок, тем солиднее вид. Накладываются свинцовые пломбы — трехчасовой обыск закончен.
— Спокойно, инженер, главное — не поддавайся на провокацию!
Откуда здесь чешская речь? Молодой человек с портфелем подает руку и мило улыбается, чтобы поднять настроение.
— Я Томек, атташе по делам культуры чехословацкого посольства во Франции. Мы приехали из Парижа еще утром. Но с судна меня вышвырнули, несмотря на дипломатический паспорт. Я тотчас же позвонил в Quai d’Orsay, и, таким образом, нам удалось остаться.
— А я уж думал, что вы моего письма не получили.
— Глядя на этих парней, мне так хотелось двинуть им по морде, — чертыхается шофер посольской машины с маленьким чехословацким флажком.
— Ну и подлецы!
Сразу становится веселей. Ну, а дальше что? На руках девять извещений на заказные письма. Семь из них с родины, там наверняка важные вести. Только ведь почта уже закрыта. Может быть, именно поэтому обыск и длился столько времени! Содержание писем наверняка известно цензорам, но неизвестно адресату. Игра неравная! Но ждать до утра нельзя, идет уже четвертый час суточного срока. А прелюдия была достаточно убедительной, чтобы стало ясно: о задержании говорилось вовсе не ради красного словца.
— Тот, что все время молчал, — агент американского ФБР, мне об этом сказал один моряк.
Так вот оно что! Теперь устанавливается связь между полицейским налетом в Панаме, восьмидневным арестом в Либерии, беседой в американском консульстве в Мехико, транзитными визами — все прозрачно, как хрусталь: провокация чистой воды. Ну ладно, все эго позади, но багаж-то еще на судне. Там непроявленная пленка, архивный материал, который может исчезнуть с той же быстротой, что и дневник в Панаме. Надо говорить с главным управлением компании «Трансатлантик» и попытаться продлить визу. Письма подождут.
— Сколько времени уйдет на путь до Парижа?
— Три с половиной часа. Если поднажать, то доедем за три.
— Хорошо, едем в Париж.
Над Парижем с утра повис осенний дождливый день. Но неприветливость его кончилась сразу же за порогом просторного здания на авеню Шарль Флоке.
— Вот увидишь, все обойдется хорошо, — подбадривают друзья в посольстве.
Но когда секретарь посольства не возвращается из Quai d’Orsay и спустя два часа, это их начинает несколько беспокоить, ч они стараются отвлечь гостя:
— Расскажи нам еще о Мексике. А как было в Гватемале?..