Парадокс профессора Даве

В свою очередь это создало предпосылки для масштабного воровства и коррупции, основанных на круговой поруке, в которую оказались вовлечены и контролирующие, и карающие органы. На этом фоне начался упадок Казахстана как государства. Прежде всего пострадали здравоохранение, образование и наука. Возросла заболеваемость туберкулезом и бруцеллезом, самыми распространенными болезнями среди кочевых казахов. Резко упала эффективность обучения в многочисленных учебных заведениях, особенно частных. Появились десятки тысяч полуграмотных или совершенно безграмотных представителей титульной национальности с дипломами о высшем образовании. В три раза сократилось количество ученых, а академия наук, которая была открыта в тяжелое послевоенное время, в 1947 году, прекратила свое существование. Ровно через 10 лет после этого проправительственная казахстанская газета «Литер» опубликовала интервью с директором института экономики МОН РК О. Сабденом, в котором он подвел итог положению науки в Казахстане. Так, финансирование научных учреждений осуществляется на уровне «поддержания штанов», а 95 % всех научных исследований – полная фикция.

Таким образом, Казахстан, будучи до 1990-х годов быстроразвивающейся советской республикой, практически полностью выпал из мирового научно-технического прогресса.

В соответствии с постулатом теории этногенеза этническая деградация казахов, начавшаяся задолго до образования Букеевского ханства, оказалась необратимой. Однако представители казахской интеллигенции решили поставить все с ног на голову и представить эту деградацию как следствие внедрения в сознание казахов чуждых им цивилизационных форм, которые придуманы не их предками и не ими самими.

На самом деле современный Казахстан – это наглядный пример несостоятельности внедрения в подобных странах цивилизованных стандартов государственного устройства.

Неработающие здравоохранение и образование, насквозь коррумпированная юстиция – все это стало сопровождаться призывами отказаться от чуждых западных ценностей и вернуться к истинным ценностям, которые сами собой наведут порядок. При этом под истинными ценностями в первую очередь подразумевается религия ислама.

Призывы обратиться к учению пророка Мухаммеда раздаются не только со страниц казахстанских газет. Целая группа членов сената этой республики пыталась на законодательном уровне запретить детям казахов исповедовать христианство. «Одна нация – одна религия» – именно данный принцип делает нас одним народом. В этом контексте мы и будем разрабатывать концепцию развития ислама в Казахстане». Так официально обозначило свою позицию казахстанское агентство по делам религий.

Для того чтобы понять, почему Казахстан и подобные ему страны приходят к такому финалу, обратимся к исследованиям, проведенным в начале 2000-х годов министерством внутренних дел Саудовской Аравии. Это ведомство провело опрос среди 700 исламских радикалов. Оказалось, что потенциальные террористы понятия не имеют об основных канонах ислама, но при этом готовы отдать за него жизнь. Они в любой момент готовы умереть, сами не зная за что.

Та форма, в которую основатель ислама облек свое религиозное учение, до сих пор остается гораздо более эффективной, чем содержание. Для ослепленных злобой и ненавистью радикалов важны не каноны ислама, а то, что они являются приверженцами самой правильной религии и что существует враждебный мир неверных кяфиров, который стоит над ними – правоверными. Такая форма, порождающая безальтернативную мнимую правоту, закономерным образом подталкивает к агрессии.

Паталогический формализм учения пророка Мухаммеда наглядно проявился в ожесточенной внутриконфессиональной войне, когда в XXI веке приверженцы различных течений ислама убивают друг друга прямо в мечетях. При этом поводом для кровавых терактов может оказаться сущий пустяк вроде непризнания в качестве духовных авторитетов всех двенадцати имамов из рода Али Талиба. Этот патологический формализм является главным фактором, отвергающим верующих от содержания того, во что они верят, порождая слепой фанатизм. Именно формальная сторона ислама, отрицающая все, что не вписывается в его рамки, и стала заветной альтернативой тому, к чему невозможно приспособиться.