Последний довод королей

— Этого пузыря, раздувшегося от сознания собственной добродетельности? — Байяз фыркнул. — Может и надо было, да только тот корабль давно уплыл. Ты весело махала ему вслед с берега и решила вместо этого насытить свою ярость. И ты насыщала её с радостью. Давай не будем притворяться, что я ввёл тебя в заблуждение. Ты знала, что мы пройдём тёмными путями.

— Я не ожидала… — она сжала ледяные пальцы в дрожащий кулак. — Этого.

— А чего тогда ты ожидала? Должен признаться, я думал, что ты сделана из материала потвёрже. Давай оставим философствование тем, у кого больше времени и меньше счётов, которые надо свести. Вина, сожаление, праведность? Всё равно, что разговаривать с великим королём Джезалем. У кого хватит на это терпения? — Он повернулся к двери. — Тебе лучше оставаться со мной. Возможно, в своё время Кхалюль пошлёт других агентов. Тогда мне снова понадобятся твои таланты.

Она фыркнула.

— А до тех пор? Сидеть здесь с тенями за компанию?

— А до тех пор улыбайся, Ферро, если ещё помнишь, как. — Байяз ухмыльнулся своей белозубой улыбкой. — Ты ведь получила свою месть.

Вокруг неё рвал и метал ветер, полный теней. Она стояла на коленях на конце кричащего тоннеля, который касался самого неба. Мир был тонким и хрупким, как лист стекла, и был готов треснуть. За ним — бездонная пустота, наполненная голосами.

— Впусти нас…

— Нет! — Она пробилась на волю, с трудом поднялась и встала на пол около своей постели. Каждая мышца напряжена. Но не с кем было сражаться. Всего лишь очередной сон.

Сама виновата, позволила себе заснуть.

Длинная полоска лунного света тянулась к ней по плитам пола. Окно, откуда шёл свет, было распахнуто, прохладный ночной ветер задувал внутрь и охлаждал покрытую каплями пота кожу Ферро. Она, нахмурившись, подошла к окну, закрыла его и задвинула задвижку. Повернулась.

В густых тенях перед дверью стояла фигура. Однорукая фигура в лохмотьях. На нём всё ещё висело несколько погнутых и поцарапанных частей доспехов. Его лицо стало пыльной развалиной, порванная кожа болталась на белых костях, но всё равно Ферро его узнала.

Мамун.

— Мы снова встретились, бесокровка. — Его сухой голос шелестел, как старая бумага.

— Я сплю, — прошипела она.

— Хотел бы я, чтобы это было так. — За бездыханный миг он пересёк комнату. Его единственная рука сомкнулась на её горле, как захлопнувшийся замок. — Я сильно проголодался, прокапывая завалы одной рукой. — Его сухое дыхание щекотало ей лицо. — Из твоей плоти я сделаю себе новую руку, которой сокрушу Байяза и отомщу за великого Иувина. Пророк это видел[31], и обращу его видение в истину. — Он без усилий поднял Ферро и ударил спиной о стену, её пятки стукнулись об панели обшивки.

Рука Мамуна сжималась. Грудь Ферро вздымалась, но воздуха внутрь не попадало. Она схватила его пальцы, впивалась в них ногтями, но те были сделаны из железа, из камня, и держали прочно, как ошейник повешенного. Ферро сражалась и извивалась, но он не сдвинулся ни на волос. Она вцепилась в изуродованное лицо Мамуна, её пальцы просунулись в его разорванную щеку, впивались в пыльную плоть изнутри, но его глаза даже не моргнули. В комнате стало холодно.

— Молись, дитя, — прошептал он, заскрежетав сломанными зубами, — и надейся, что Бог будет милосерден.

Она уже слабела. Лёгкие горели огнём. Она всё ещё впивалась в него, но всё слабее с каждым усилием. Слабее и слабее. Её руки упали, ноги болтались, веки становились всё тяжелее и тяжелее. Повсюду было ужасно холодно.

— Сейчас, — прошептал он, и от его дыхания шёл пар. Он опустил её, открывая рот, его разорванные губы оскалили расколотые зубы. — Сейчас.

Её палец ткнул ему в шею. Сквозь кожу в сухую плоть, до самой костяшки. Мамун отдёрнул голову. Другая рука Ферро схватила его запястье и оторвала его пальцы от своего горла. Ферро почувствовала, как кости в его руке ломаются, хрустят, расщепляются, и как она падает на пол. По чёрным оконным стёклам рядом с ней пополз белый иней и захрустел под её босой ногой, когда она развернула Мамуна и врезала в стену, вдавила его тело в расколотые панели обшивки, в треснувшую штукатурку. От силы удара посыпалась пыль.

Она ещё дальше просунула палец в его горло, и вверх, внутрь. Это оказалось легко. Не было пределов её силе. Сила шла с другой стороны раздела. Семя изменило Ферро, как оно изменило Толомею, и назад пути не было.

Ферро улыбнулась.

— Заберёшь мою плоть, да? Ты уже получил свою последнюю трапезу, Мамун.

Кончик указательного пальца выскользнул между его зубов, встретился с большим пальцем и подцепил, словно рыбу. Дёрнув запястьем, Ферро оторвала челюстную кость от его головы и со стуком отбросила прочь. Внутри оборванной массой пыльной плоти болтался его язык.

— Молись, едок, — прошипела она, — и надейся, что Бог будет милосерден. — Она хлопнула ладонями по обеим сторонам его головы. Из его носа вылетел долгий писк. Раздробленная рука тщетно тянулась к Ферро. Череп Мамуна согнулся, потом сплющился, взорвался, и полетели осколки кости. Ферро уронила его тело, и по полу полетела пыль, кружась у неё под ногами.

— Да…