Современная жрица Изиды

Весьма неискусно лавируя у черты, гд оканчивается юридическая безнаказанность и начинается уголовная отвтственность, г-жа Желиховская пишетъ по поводу засвидтельствованнаго присяжнымъ переводчикомъ въ Париж перевода на французскій языкъ «исповди» Блаватской (стр. 230–234, 241 «Изиды»). Это странное упорство (нежеланіе мое высылатъ изъ Россіи копіи — разъ вс документы были оставлены въ Париж именно для того, чтобы заинтересованные могли ихъ видть (см. 258–259 стр. «Изиды») лишило меня возможности оправдать г. Соловьева, доказавъ, что все дло въ недосмотр, въ ошибк переводчика, а всхъ поголовно защитниковъ сестры моей заставило предположить самое худшее. Онъ меня поставилъ этимъ въ безвыходное положеніе и въ необходимость признать его виновнымъ не въ одномъ легкомысліи, какъ я до тхъ поръ думала… подлогъ, въ которомъ обвиняли и обвиняютъ его разбиравшіе это дло — обвиненіе постыдное (стр. 150 брошюры)… Гебгардъ былъ совершенно правъ, увряя, будто Е. П. утверждала, что переводъ ея письма г. Соловьеву невренъ. Онь могъ бы еще прибавить, что это и я утверждаю (стр. 145 брошюры).

Дальше будетъ видно, изъ письменнаго показанія свидтеля, избраннаго самою г-жей Желиховской и на котораго она указываетъ въ своей брошюр, что она разсказывала даже вс подробности совершенія мною этого якобы подлога. Здсь, въ брошюр, она не разсказываетъ этихъ подробностей; но дло отъ этого ничуть не измняется. Изъ приведенной выписки все и такъ ясно. 0 моемъ «легкомысліи» или «ошибк переводчика» не можетъ быть рчи. Кто-бы ни длалъ эти переводы — я, либо другой, — это безразлично, разъ на оригинал и перевод приложены штемпеля присяжнаго переводчика и его удостовреніе. За врность перевода, за врность смысла каждой фразы отвчаетъ не переводившій, а только присяжний переводчикъ, оффиціально засвидтельствовавшій переводъ и заштемпелевавшій оригиналъ, съ которымъ онъ сличалъ его. Отвтственность этого присяжнаго переводчика велика передъ закономъ во всхъ государствахъ. Значитъ переводы, провренные, заштемпелеванные и засвидтельствованные присяжнымъ переводчикомъ парижскаго аппеляціоннаго суда, извстнымъ лингвистомъ, знатокомъ русскаго языка Жюлемъ Бэссакомъ-не могутъ быть неврными.

Если въ подобномъ перевод дйствительно (какъ говоритъ г-жа Желиховская) пропущена существенная фраза, то нельзя даже предположить, что она оказалась зачеркнутой на оригинал, ибо въ такомъ случа присяжный переводчикъ отмтиль бы это. Значитъ — или переводъ его сдланъ съ поддлънаго оригинала, или въ самомъ перевод, уже по его засвидтельствованіи, совершено уничтоженіе этой фразы. Третье предположеніе заключается въ томъ, что какъ на подлинномъ оригинал, такъ и на неврномъ перевод находятся поддльньые штемпеля и поддльное засвидтельствованіе (именно объ этомъ разсказывала г-жа Желиховская, какъ будетъ видно изъ письма полковника Брусилова).

Во всхъ трехъ причинахъ неврности перевода, разъ этотъ переводъ дйствительно невренъ, подлогъ не подлежитъ никакому сомннію.

Г-жа Желиховская печатно, на страниц 145 своей брошюры, «утверждаетъ», что переводъ невренъ и ужь одной этой фразой обвиняетъ меня въ подлог!

Вс ея дальнйшія разсужденія, выгораживаніе себя и даже, въ одномъ мст, внезапный переходъ отъ утвержденія къ предположенію — не могутъ имть никакого значенія. Разъ напечатана фраза о томъ, что она утверждаетъ неврность перевода (отсутствіе въ немъ фразы: я пойду на ложь (стр 140), — я обвиненъ въ подлог, обвиненъ ужь не изъ-за угла, ужь не словесно передъ людьми, которые поврятъ на-слово, безъ всякихъ доказательствъ, которые не задумаются вести дальше, тихомолкомъ, подъ полой, это отвратительное обвиненіе… Я обвиненъ печатно, во всеуслышаніе, въ самомъ грязномъ преступленіи.

Ну что-бъ я длалъ, еслибъ г-жа де-Морсье, у которой въ Париж хранились вс эти документы, какъ нибудь ихъ уничтожила, подумавъ, что ужь теперь не всплыветъ эта исторія и что они больше не нужны!?

По счастью г-жа де-Морсье сохранила документы и переслала мн ихъ годъ тому назадъ.

Г-жа Желиховская на страниц 144 своей брошюры, объясняя, что лтомъ 1892 года въ Париж ей этого засвидтельствованнаго Бэссакомъ «перевода показать не хотли,» — торжественно, жирнымъ шрифтомъ, спрашиваетъ:

Гд же онъ?

Отвчаю: Онъ здсь, готовъ дяя экспертизы и, конечно, въ немъ, на своемъ мст заключается фраза, о которой г-жа Желиховская говоритъ, что ея нтъ: «Je vais mentir, horriblement mentir et on me croira facilement. Эта фраза оказывается даже именно на томъ полулист, гд Бзссакь надписалъ свое удостовреніе и приложилъ свой оффиціальный штемпелъ. Его не то что не хотли, а физически не могли показать, лтомъ 1892 года въ Париж, г-ж Желиховской, потому, что онъ, съ другими документами, былъ уже мн давно пересланъ. Еслибы я зналъ, что она подетъ въ Парижъ смотрть его — я показалъ бы его ей, при свидтеляхъ, въ Петербург.