Но г-жа Желиховская, какъ говорится, не спросясь броду сунулась въ воду, не могла увидть въ Париж документовъ и, надо полагать, заключила изъ этого, что они уничтожены. Только это предположеніе и объясняетъ… смлость, съ какою она ршилась печатно обвинять меня въ подлог. Нтъ документовъ, пропали, уничтожены, потеряны — ну-ко, молъ, докажиі!..
Откуда же взяли „защитники“ Блаватской, что именно въ „исповди“ заключается „прямое“ признаніе въ „измышленіи махатмъ“? Мн кажется, что все это было нарочно запутано и перепутано Блаватской, а она умла художественно запутывать, такъ что у людей совсмъ мутилось въ голов и они переставали понимать что такое говорятъ, и что думаютъ. Кто зналъ ее и видалъ „въ дйствіи,“ — тотъ отлично можетъ себ представить какъ все это было.
Парижскіе же теософы пришли къ убжденію, что она выдумала „своихъ“ махатмъ, бывшихъ у нея на побгушкахъ,» потому что поврили моему письменному сообщенію о событіяхъ въ Вюрцбург, столь прекрасно иллюстрированному и подтвержденному какъ «исповдью,» такъ и отрывками изъ послдовавшихъ за ней писемъ Блаватской, также переведенвыхъ и засвидтельствованныхъ Бэссакомъ. Особенно сильное впечатлніе на всхъ произвело тогда письмо, начинающееся со словъ: «что я вамъ (два раза подчеркнуто) сдлала?» и въ которомъ заключена фраза: «Да меня бы вшали — я бы васъ не выдала, да и никого другого не выдала бы — даже зная что это правда — а молчала бы (стр. 236–287 „Изиды“)». Очень помогла также роль Блаватской въ исторіи Могини и миссъ Л., письма ея (Блаватской) къ m-me де-Морсье и многіе факты, тогда же разслдованные и узнаyные какъ во Франціи, такъ и въ Англіи. Этихъ фактовъ я не коснулся въ «Изид» именно потому, что не хотлъ выставлятъ противъ Блаватской излишнихъ обвиненій, безъ которыхъ можно было обойтись. M-me де-Морсье, въ своемъ письм Гебгарду (стр. 263–266 «Изиды»), выясняетъ все это.
Но всего интересне во всей этой путаниц, злостной путаниц, противъ меня направленной, вотъ что: зачмъ же лтомъ 1886 года «Защитники» Блаватской и г-жа Желиховская во глав ихъ, вмсто того, чтобы кричать о моемъ подлог и т. д., не създили въ Парижъ? Вдь тамъ и вс документы, и m-me де-Морсье, и Бэссакъ были на лицо. Г-жа Желиховская извщала меня, что детъ въ Парижъ для чтенія документовъ — и не похала. Отчего не похала?! Если весь вопросъ былъ въ томъ — заключается или нтъ въ перевод фраза: «Je vais mentir, horriblement mentir…», — похала бы, справилась — и узнала бы истину.
Но въ томъ-то и дло, что имъ всмъ этого вовсе не хотлось — узнавать истину! Имъ именно надо было сидть въ Эльберфельд, кричать, обвинять меня въ подлог, а Блаватскую представлять невинной моей жертвой. Не останавливались передъ измышленіемъ самыхъ невроятныхъ подробностей этого мнимаго подлога.
А я — я сдлалъ свое дло, оставилъ засвидтельствованные документы для осмотра желаюіцихъ, ухалъ въ Россію, старался объ одномъ: позабыть всю эту грязь, вс эти шарлатанства, обманы, — и только въ декабр 1891 года, изъ словъ г-жи Желиховской г. Брусилову, а потомъ и прямо въ глаза мн, въ его присутствіи, узналъ въ какомъ ужас меня обвиняютъ, понялъ всю глубину теософскаго мщенія!..
VI
Новыя инсинуаціи
Казалось бы — за-глаза ужь довольно темныхъ клеветническихъ намековъ относительно моего сообщничества съ Блаватской и моихъ таинственныхъ чаяній отъ махатмъ, а наконецъ даже и прямого обвиненія меня въ тяжкомъ и грязномъ преступленіи, въ подлог — съ цлью… оклеветать невинную женщину-страдалицу, создавшую своимъ геніемъ «чистое и нравственное духовно-отвлеченное ученіе, спасительное для расшатанныхъ безвріемъ западниковъ!!» Куда-жь идти дальше?