Студенты и совсем взрослые люди

Кирилл и Тамара сидели рядом на подоконнике и просто молчали.

– Кирилл, вы кушайте, кушайте, – выдавила Тамара дежурную фразу.

– Спасибо, я сейчас. У вас хорошо…

И тут Кирилл, изумляясь самому себе, почувствовал, как же ему молчится.

Рядом.

А ведь и действительно всё было очень хорошо.

9

Вот как так получается? Как случается так, чтобы за тысячи километров происходили с людьми хорошие и плохие вещи, чтобы хорошие люди становились лучше, а плохие – хуже? Как так получилось, что в один узел предопределённости связались и мстительный каприз оглушённо-постаревшей Зинки Трошиной, прожорливое брюхо священного кота ленинградской общаги, и кастрюля вкуснейшего борща, несчастная, пусть и подлая, но отчаянная попытка товарища Орленко вернуть молодость и такая надорванная своей же верностью любовь Таси Добровской?

Конечно, всё это ерунда и никакой предопределённости не было. Да-да, вы совершенно правы. Просто жизнь. Люди живут, делают добрые и подлые дела. Встречаются, расстаются, готовят еду, чистят зубы, танцуют, спотыкаются, пишут конспекты, взрослеют, ошибаются, мучаются от похмелья и читают бессонные стихи все жёлтые полнолунья напролет. Падают, поднимаются. Принимают решения. Как умеют, так и живут.

Поколение за поколением.

Да и Алёшка не понравился Зосе. Даже так – совсем не понравился, вот ещё, шуточки какие! Длинный, худющий, себе на уме, да ещё и такой блондинистый блондин. Ну совсем не в её вкусе! И на танцы в «Капранова» она пошла с красавчиком Кириллом Давыдовым…

Вот так в первый раз, с первого взгляда абсолютно, ни капельки не понравились друг другу мои будущие родители – Зося и Алёша. В прошлом романе я долго-долго рассказывал вам об их детстве, о том, что было задолго до их таких похоже-непохожих жизней.

А вот они и встретились.

Конечно, могло бы всё быть иначе, да вот только именно так и случилось, так сочинилось, так тому и быть.

Глава 2 Тепло ладоней

1

– Врёшь ты всё, Любка! Вот честное слово – врёшь! Как это – «без лица»? У нас такого быть не может! И милиция, и люди – ну не может такого быть! – Катя Сазонова раскраснелась и распыхтелась, будто самоварная кукла. – Ленинград, среди белого дня? Вруха!

– И ничего я не вру, – спокойненько отвечала Любка Поло́ва, медлительная полтавчанка из группы «аппаратчиков», известная сплетница и неспешная воздыхательница по красивым парням. – Вон, Ленка Мдзериули, с третьего, рассказывала. На Пяти Углах, если хочешь знать.

– Вовсе не хочу я ничего такого знать. Вот ты мне, пожалуйста, давай без этих вот твоих шуточек, Любка! Одна сказала, другая повторила, третья переврала – уже давно бы сказали…

– Где сказали?

– Ну… На комитете сказали бы, дружинникам бы передали, милиция бы прошла, да мало ли! – Катя очень раздосадовалась, что Любка с коровьей невозмутимостью полузгивала семечки в кулачок да высунулась в окно, выставив круглый зад, на котором модная коротенькая юбочка смотрелась… ну никак не смотрелась. – Вот!

– Ой, Катя, нецелованная ты наша, недотроганная!.. – Любка поплёвывала семечки и рассматривала окна студенческого общежития напротив. Там жили ребята, и это обстоятельство её интересовало куда больше всех матанализов и физик вместе взятых. – Тебе бы куда по городу пройтись, прогуляться с кем, вот и узнала бы Ленинград, а то сидишь сиднем, как квашня какая. Ты же со своей Сибири приехала, так и посмотри, как настоящие люди живут, где ходят, что, как и где, а ты всё долбишь и долбишь, от не могу прямо, долбучка.

– Я? Я?! Я – долбучка?! – у простодушной Кати даже сердце закололо от такой несправедливости. – Я сюда приехала учиться, я маме обещала, я тёте обещала, что обязательно поступлю, вот! Вот, поступила, так что же – мне не учиться? Учиться надо, вот! Томка! Томка! Да вылезай ты!

Палатка из двух одеял на соседней кровати зашевелилась, и из-под них выглянула недовольная Тамара Войкова. Тамаре не хватало воображения, что ли, поэтому она заучивала учебники, просто долбила их, целыми днями и ночами просиживая под одеялами с фонариком. Такая у неё была метода.

– Ну что вы кричите, сороки? Катя, что тебе, что ты кричишь?

– А ты не слышала, нет? Не слышала, да? Не слышала, как эта! Как эта вот! Вот – она! Говорила, вот!

– А что я должна была слышать? Мне к семинару готовиться надо, вот ещё – слушать, что вы там болтаете. Ну что там стряслось, что ты кипишь, как чайник?

– Тома! Тома, ты сегодня меня просто поражаешь своей невозмутимостью, вот, безразличностью своей, вот! – Катя благоразумно не стала упоминать про «недотроганную».

– Безразличием.

– Ну да, безразличием. Вот. Слышала, что Любка говорит?! Говорит, что на Пяти Углах девочке лицо срезали! Ну враньё же!

– Люба, ты что, с ума сошла? Ты бы лучше опять про любовь, чем про глупости такие. Неужели ты Эдгара По начиталась? – Тамара обратила строгий взор дочки завуча на выпяченный зад Половой.