Томек в стране фараонов

Как-то утром Смуга вместе с двумя чернокожими солдатами возвращался из деревни племени бахима. Негры приняли белого и его подарки очень вежливо, но, как и всюду, молчали. Приближался полдень. Измученный Смуга задумал устроиться на отдых, но вдруг и ему, и солдатам неожиданно послышался крик. Насторожившись, они стали пробираться в направлении, откуда этот крик доносился. Зрелище, представшее их глазам, заставило похолодеть – привязанный к дереву мальчик, а вокруг следы пиршества диких зверей. Смуга жестами задержал чернокожих солдат, чтобы как следует оглядеться. Да, чутье его не обмануло.

С ветвей фигового дерева свисала головой вниз мертвая коза. Видимо, это леопард по своему обыкновению затащил добычу на дерево. Вскоре Смуга увидел и хищника во всем его великолепии. Тот полз по толстой ветке, прижавшись к дереву, почти сливаясь с ним. Между листьев проглядывали черные пятна на желто-белой шкуре. Его глаза блестели, слышалось глухое ворчание. Смуга понял, что леопард готов к атаке. Он хорошо знал повадки этих животных, знал, что сначала большая кошка спрыгнет на землю. Смуга не торопился: подготовил оружие. Оба чернокожих солдата несколько отступили, готовые стрелять. Смуга старательно прицелился и нажал на курок. Огромная кошка, зашипев, потеряла равновесие. Когти еще какое-то время царапали кору фигового дерева, а затем хищник свалился на землю.

Только теперь один из аскари смог освободить мальчика. Тот едва держался на ногах от ужаса и голода. По очереди со Смугой они донесли его до лагеря. Второй солдат остался сторожить леопарда, вернее леопардовую шкуру, пока из лагеря не придут негры, которые смогут ее снять и обработать.

Через два дня, ранним утром, Новицкий, Вильмовский и один из солдат вышли на очень низкий в этом месте берег озера Альберт. Там между горами и скалами на южном берегу озера они увидели зарево.

– Буш горит! – с тревогой произнес Новицкий.

Вскоре до них донесся какой-то необычный шум, в котором они распознали звуки боя. Они внимательно наблюдали за этой местностью, ожидая, как обернется дело. На озере тем временем появились две большие, напоминающие баркасы, лодки. Впереди шел небольшой баркас с зеленым флагом на корме. Новицкий следил за этой процессией в бинокль, затем передал его Вильмовскому.

– Трудно поверить своим глазам. Даже не пытаются скрываться.

– Невероятно, но это, видимо, рабы… – начал Вильмовский, но тут чернокожий солдат обратил их внимание на лодку, где что-то происходило. Слышались крики, звучали выстрелы.

Новицкий первым заметил, как рослый негр прыгнул в воду.

– Анджей! – крикнул он. – Этот негр, наверное, сбежал!

Сопровождавший их чернокожий солдат влез на дерево.

– Они отплыть! – сообщил он. – Он плыть!

Лодки быстро удалялись на север. Новицкий с Вильмовским подошли к кромке воды. Моряк оценивающе взглянул на мелькающую в волнах голову пловца и начал раздеваться.

– Что ты делаешь, Тадек? – удивился Вильмовский.

– Он ранен или ослаб. Ему не доплыть! – кратко ответил Новицкий и уже через минуту греб мощными руками, рассекая воду.

Помощь подоспела вовремя. Мунга с каждой минутой терял силы. Он уже начал сомневаться, что желанный берег вообще существует, но тут почувствовал, как его поддерживает чья-то сильная рука. От человека он не мог ждать помощи, а потому от всего сердца благодарил божество озера. Правда, выбравшись на берег, он заметил двух человек – еще одного белого и стоящего рядом негра-солдата. Тем не менее он опустился на колени перед своим избавителем, отбивая глубокие поклоны.

– Что ты такое делаешь, брат? – возмутился моряк.

– Он тебя благодарит! – перевел слова Мунги чернокожий солдат.

– И я благодарю его за то, что он позволил себя отбуксировать. – Новицкий тоже поклонился, комично поморщился и, многозначительно подмигнув Вильмовскому, добавил: – Ну вот, однажды в Африке меня уже признали божеством. Видать, снова повышение!

Мунга не знал, что и подумать об этих странных вазунгу[162], которые его спасли. Были ли это люди или добрые духи? Этот вопрос мучил его на протяжении всего пути, пока он шел за ними к лагерю, и сомнения возросли еще больше, когда Мунга увидел Автония, живого, здорового и явно чувствовавшего себя как дома в лагере странных пришельцев. Мунга любил брата, но не мог отступить от своей веры в магический обряд, во время которого Автония принесли в жертву, чтобы изгнать злых духов. Так что братья смотрели друг на друга с недоверием и едва обменялись парой слов.

Их поведение озадачило Смугу, он внимательно наблюдал за братьями. Смуге было известно, что благодаря миссионерам Автоний мог общаться на английском языке. Мальчик поведал ему о себе, о перипетиях своей судьбы. Но он не использовал английские слова, чтобы объяснить, что Мунга – его брат. «Тумбо модьё»[163], – сказал он, показывая на него и на себя.