Зигмунд Бауман ставит вопрос: есть ли жизнь после бессмертия? Он полагает, что жизнь обязана своим значением смерти. Только потому, что мы смертны, мы считаем дни, и каждый из них нам дорог. Точнее, жизнь имеет ценность, а дни – значение, потому что мы, люди, сознаем свою смертность. Мы знаем, что должны умереть, и наша жизнь означает жизнь в направлении смерти654.
«Осознание мимолетности жизни… – пишет британский социолог, – утверждает ценность нашей жизни косвенно, порождая понимание того, что, сколь бы коротка ни была наша жизнь, промежуток времени между рождением и смертью – наш единственный шанс постичь трансцендентное, обрести опору в вечности… Ни одному мгновению, способному оставить свой след в вечности, нельзя позволить пройти незаметно. Мгновения можно либо использовать рационально, либо растратить попусту. Мы считаем дни, и каждый из них нам дорог»655.
З. Бауман утвержает, что для постижения трансцендентного требуются знания, позволяющие превратить мимолетность в длительность, перекинуть мост, соединяющий ограниченность и бесконечность. Осознание нашей смертности приходит само собой, но иное знание – знание трансцендентного – возникает непросто. Ни здравый смысл, ни даже разум не предоставят его автоматически: «Культура предприняла попытку возведения таких мостов скорее в противовес разуму и логике, чем следуя их советам. Мы называем “культурой” как раз тот тип человеческой деятельности, который в конечном счете состоит в превращении неуловимого в осязаемое, связывании конечного с бесконечным, или, иначе, в строительстве мостов, соединяющих смертную жизнь с ценностями, неподвластными разрушающему влиянию времени»656.
Культуре удалось построить много типов «мостов». Одним из наиболее распространенных стало представление о жизни после смерти. И оно не противоречит общепринятому опыту. Мы знаем, что мысли обладают странной возможностью существовать независимо от человека, мы знаем, что они могут приходить из времен, когда тех, кто сегодня обращается к ним, еще не было, и предполагаем, что к ним снова будут возвращаться в те неизвестные времена, когда нынешних мыслителей уже не будет на свете. И остается сделать только маленький шаг от этого опыта к той идее, согласно которой душа, этот бестелесный субстрат мыслей, обладает существованием, отличным от бытия его телесной и временной оболочки.
«Поверить в бессмертие тела весьма сложно, – полагает Бауман, – но также трудно сомневаться в более продолжительном, нежели определенном границами жизни, существовании души. По крайней мере ее смертность не может быть доказана “окончательно”, не может быть подтверждена судом человеческого воображения, где свидетелем выступает практический опыт. Но если, по сравнению с телесной жизнью, душа живет вечно, то ее короткое сосуществование с телом есть всего лишь прелюдия к жизни, невообразимо более длительной, ценной и важной. Эта прелюдия обретает огромное значение: все мотивы и созвучия, вся полифония следующей за ней длинной оперы должны быть заключены и сконцентрированы в коротком временно́м промежутке. Сосуществование с телом может быть до смешного коротким, по сравнению с продолжительностью последующего самостоятельного бытия души, но именно на протяжении этого совместного существования определяется качество вечной жизни: оставшись одна, душа не сможет ничего изменить в своей судьбе. Смертное обладает властью над бессмертным: земная жизнь есть единственное время формировать активы для вечности. “Позже” означает слишком поздно. И поэтому смертные носители бессмертных душ считают дни, и каждый день им дорог»657.
Представление о будущей жизни после смерти – это лишь одна из версий объяснения феномена жизни. В своей работе Бауман развивает эту тему с учетом трансформаций современного мировосприятия. Однако позиция, согласно которой человек должен осознавать, что каждый день его скоротечной жизни, возможно, определяет его будущее и его судьбу, никем и ничем до конца не опровергнута. Если исходить из рассмотренных оснований (что каждый наш день отразится на будущей жизни), человеческая жизнь не должна быть просто прожита, она должна быть наполнена смыслом. И если каждый наш день отразится в будущей жизни, хотим ли мы, чтобы она была безрадостна и монотонна как работа у конвейера?
Философия Владимира Соловьева – это стремление оправдать и в какой-то мере возвысить мир, космос, человека. Бог-творец, создавая мир, переходит в свое творение, делает его однокачественным себе. В конечном счете мир – это определенная ступень бытия Бога, и в этом плане существует единство Творца и творения658.