Возвращение в строй

«Вот черт глазастый, – подумал Кулагин, – обратил внимание. Вопрос, он ли один?»

– Чуть метлу не уронил, на лету поймал.

– А! Я подумал, с глазами что. Тут от цветов и растений пыльцы полно, аллергия вполне может быть. Уж до чего я к растениям привыкший, и то иногда такой чих возьмет.

– У меня нет аллергии, Алексеич!

– Ну, и слава богу. А вон и босс.

На территорию въехал «Мерседес», остановился напротив парадной лестницы, на которой тут же появилась супруга депутата. Из машины выскочил молодой человек, открыл заднюю дверку. Оттуда важно вышел сам господин Стариков. Жена подошла к нему, поцеловала в щеку, и они двинулись в свои хоромы. Следом засеменил молодой человек с кейсом. Водитель отогнал «Мерседес» под навес, пересел в «Ситроен» и выехал с территории, приветливо помахав охраннику.

– Босс на месте. Юрка Баров укатил домой, Гудов Витя службу тащит, Цуканов еще с бумагами, Боровской повез Алексеева в город и уже не вернется. Хозяин изволит отдыхать. Шпала Рита около Стариковых вертится, обслуживает, мы никому не нужны, так что можем начинать обмывку, Паша, – проговорил Прохоров.

– Пошли!

– Иди, я инструмент отнесу, руки помою, переоденусь и подойду.

– Давай!

Павел прошел к себе, быстро разделся, принял душ, переоделся в спортивный костюм, накрыл на стол. Из его окна хорошо просматривалось окно третьего этажа, там никаких движений, но оно по-прежнему не зашторено.

– Ну, ты знатную закуску выставил, Паша, и колбасу, и сыр, и шпроты, самому-то потом хватит? – сказал, садясь на стул, подошедший Прохоров.

– Не хватит, докуплю.

– Ну давай разливай.

Кулагин вскрыл бутылку водки, налил в рюмки по сто граммов.

– За знакомство, Паша, – поднял рюмку садовник. И тут же, не успев даже закусить, добавил: – Между первой и второй что, Паша?

– А не слишком ли резвый темп берем?

– Самое то.

– Давай по второй, – усмехнулся Павел.

Выпили за Прохорова. Потом за тех, кого уже не было в живых.

Прохоров заметно захмелел. Павел открыл вторую бутылку и бросил мимолетный взгляд на окно третьего этажа.

– Что ты все на это окно смотришь, Паша? – спросил садовник. – Надо же, какой упертый. Ему говорят, не лезь в чужие дела, а он свое гнет.

– Мне что, посмотреть нельзя?

– Слишком часто ты туда смотришь.

– А мне, Алексеич, всегда интересно то, что прячут. Такой вот я любопытный.

– А любопытной Варваре знаешь что оторвали?

– Знаю.

– Хочешь, чтобы и тебе оторвали?

– Ну, это еще вопрос, кто кому.

– И то правда. – Лицо садовника просветлело. – Как ты Алексеева положил-то. В секунду. Он, наверное, не понял ни хрена. А пистолет когда успел вытащить?

– Сноровка, Алексеич. Я же не только в обычной войсковой части служил, но и проходил специальную подготовку. Но все в прошлом. Ничего из этой подготовки не вышло, а потом и вовсе на «гражданке» оказался. Давай выпьем!

– Давай!

После очередной рюмки Прохорова окончательно развезло.

– Значит, Паша, интересуешься, что за дама в комнате третьего этажа закрыта?

– Очень интересуюсь, Виктор Алексеевич.

– Дочь там Старикова, – неожиданно выложил садовник, который уже плохо контролировал себя.

– Дочь? Но почему взаперти?

– Так, что скажу, между нами, – придвинувшись к нему, зашептал садовник.

– Само собой.

– Девушку, что там закрыта, Еленой зовут, ей лет двадцать, может, чуть больше, может, меньше. Где-то так. Стариков первый раз женился на беременной, и эта девочка не его дочь. Но Стариков удочерил ее. Все, в общем, по делу. Жили-поживали тогда еще молодой юрист Стариков и учительница Галина, супруга его с девочкой Леной в обычной двухкомнатной квартире. А потом Стариков вдруг в чиновниках оказался. Как, что, не знаю. Из «хрущевки» съехал, хату в центре города купил. Депутатом стал. Елена в школу престижную ходила, а жена лет пять назад скоропостижно скончалась. Тогда Стариков уже водил шашни с нынешней супругой, Аллой Витнер, это ее девичья фамилия, она помощницей у Старикова была, ну, и заодно любовницей. Это поместье уже года два как строилось, и я работал здесь. Прошло сорок дней по Галине, и Стариков женился на Витнер. У нее пахан еще при советской власти деньгой ворочал, ювелиром был. Помер тоже, как дочь замуж вышла. А Елену Алла Борисовна, мягко говоря, невзлюбила. Впрочем, наверное, было за что. Слишком уж девочка любила мать свою родную, а мачеху игнорировала.

– За это Алла Борисовна и закрыла ее в отдельной комнате?

– Нет. Это не Алла. Это Стариков.

– Почему? Она мешала жить с новой женой?

– Никому она не мешала. Все хуже. Наркоманкой стала Лена. Поступила в университет, там и подсела на иглу. Стариков, как узнал, так и закрыл ее в комнате.

– И давно она так, в камере?

– Почти год. Слышал, Алла Борисовна настаивает, чтобы Елену в дурдом отправили, но Стариков не соглашается, хочет в какую-то клинику частную германскую ее определить.

– И что, девушку совсем не выпускают из комнаты?

– Раньше Боровской выводил на прогулку, но после того как она в октябре, по-моему, попыталась сбежать, прогулки прекратились.

– А врач ее навещает?

– Врач бывает. Такой нагловатый тип, на врача и не похож.

– Приезжает регулярно?