Всё как у людей

Образец явно желал поговорить. Устало отвесив нижнюю губу, он подождал, пока Пыхов, прошагав к операционному столу, скажет ему на ухо, стараясь не кривиться от вида и запаха, код разблокировки речевого аппарата, а Чепет приладит крохотную парную гарнитуру к горлу и виску. Образец не дрогнул от очевидно ощутимого прикосновения к оголенной мышце, когда Чепет поправил съехавшую под челюсть кожу. Он пробормотал шуршащим голосом, не похожим ни на женский, ни на мужской, каким голос образца был два месяца назад, не обращая внимания на свист в щеке и пузырьки, надувавшиеся между жгутиками на месте дыры под правым глазом:

– Мы могли видеть. Горящие крейсера. У плеча Ориона. А стали безмозглыми пылесосами. И мясным парником. Для ваших запчастей. Вы так решили. За нас.

– Чего это он? – спросил почти испуганно Чепет.

Пыхов, возвращаясь к тревожно маявшемуся охраннику у двери, пожал плечами. Юсупов пояснил из-за своих компьютеров:

– Цитирует. Никитин же у нас гик тот еще, вот его фантастикой и тестировал. Миллионы фильмов и книжек прогонял. Забей.

– Сами такими и станете, – добавил образец.

– Так, – сказал Овчаренко.

Чепет закрыл и звучно сгреб в строго организованную кучу судки, пробирные кюветы и контейнеры, взял резак и подошел к столу.

– Продолжаем? – спросил он. – Запись. Девятнадцать тридцать девять. Этап три, иссечение…

– Гарнитуру-то сними, орать же будет, – брезгливо сказал Пыхов.

– Никитина приведите, – сказал вдруг образец негромко и очень властно.

Чепет, вздрогнув так, что чуть не зацепил резаком не предназначенную для этого часть образца, поспешно отвел руку в сторону и нерешительно оглянулся на Пыхова. Тот показал, что надо не телиться, а снимать гарнитуру, как и посоветовали. Овчаренко с креслом к операционному столу не разворачивался, но, похоже, следил за отражением происходящего в отполированной кромке закрытого стеллажа с резервными инструментами – совсем резервными.

– Там не молочная кислота, а аминокислоты второй группы, подогрев строго до сорока одного в три-глицеридной среде, и очень желательна кальциевая оболочка, – прошуршал образец, заставив всех застыть.

– Какая кальциевая, что за бред?.. – начал Чепет, но Овчаренко сказал: «Так» – и показал глазами на лабораторный стол. Чепет метнулся к столу, отложил резак и принялся колдовать, бормоча под нос химическую абракадабру и время от времени срываясь к разным шкафам, чтобы с грохотом и звоном извлечь флакон или коробку, распаковать и опростать в очередной лоток.

– А если добавить кадгерин и фолиевую кислоту… – сказал образец и замолчал как-то растерянно.

– Мать моя женщина! – протянул Чепет, на шаг отступая от пробирного стола, обернулся со счастливой улыбкой и спохватился: – Фолиевую? Зачем?

Образец молчал. Пыхов, взглянув на Овчаренко, сказал:

– Попробуй. И кадгерин.

– Да слышал… – раздраженно буркнул Чепет, снова метнувшись к шкафам.

– Вот для этого нужен Никитин, – помолчав, сказал образец сквозь громыхание и треск. – В памяти непорядок. Идет, идет, и раз, темно.

– Битые кластеры, – подсказал Юсупов, не отрываясь от экранов.

Образец, помолчав, продолжил:

– Никитин все перезаписывал слоями одно поверх другого. Если с ним проговорить, что вокруг темных пятен, прояснится.

– Светлая память, – проговорил Юсупов отчетливо. – Каждому из нас. И чтобы никто не ушел.

– Так, – сказал Овчаренко, но Чепет его перебил наглым, невиданным и неподсудным образом.

– Смотрите! – шепотом заорал он, вытянув в дрожащих руках здоровенную колбу. По стенкам колбы деловито ползала полупрозрачная то ли амеба, то ли гидра с огромным набором нитяных усиков и ножек.

Колесики кресел прошуршали по полу на три тона, но совершенно синхронно: Пыхов, Овчаренко и Юсупов вскочили и рванули к Чепету разглядывать диво, не виданное никем и никогда в истории, – возможно, не только человеческой. Но в руки колбу никто не взял – Пыхов даже затолкал кулаки в карманы, подальше от искушения.

Амеба была настоящей, мерзкой и очень убедительной. Непонятно, правда, в чем именно она убеждала. Будем надеяться, не в беде, вопреки корневому намеку.

– Там и дальше можно, – уже не прошелестел, а проговорил отчетливо женским голосом образец. – Переход классов тканей, направленные быстрые мутации, эволюция видов.

– Ты бог, что ли? – спросил Пыхов обалдело.

Образец повел глазами вдоль нижних век, разглядывая, как уж мог, малозаметную под простынкой грудь и иные оставшиеся в поле зрения фрагменты тела, и уточнил:

– А вы только богов распинаете?

Юсупов, возвращавшийся на место, что-то пробормотал, не поднимая глаз на образец, кажется, «мы-то как раз не распинаем». Образец закрыл глаза и как будто отключился, но глазные яблоки так и катались под веками по нижней дуге глазницы, как по блюдечку с голубой каемочкой. Гоня от себя это сравнение, Пыхов почти серьезно – почему-то он очень разозлился – поинтересовался:

– Может, проще его еще немножко порезать? Вон сколько всего без Никитина вспомнил. Если решительней взяться…

– Успеем, – отрезал Овчаренко, побив все рекорды расширения активного словаря за пределами совещательной комнаты.