еѐ ко мне. Они казались пустым местом. Словно фон, оттеняющий на холсте художника центральную
композицию картины, к которой невольно возвращаешься взглядом раз за разом. Они грубо сжимали еѐ
руки, и я чувствовал, как поднимается волна злости за то, что причиняют ей боль. Это моя собственность.
Моя вещь. Создана для меня. Причинять боль и не причинять – решаю только я. Убить, покалечить,
пытать сутками – тоже только я. А затем вторая волна ярости, уже на себя. Какое мне дело до боли этой
презренной, являющейся по сути никем?! Почему мне хочется разорвать этого жирного подонка,
посмевшего коснуться еѐ? И какого дьявола я завидую его пальцам? Почему сам хочу почувствовать,
какая на ощупь еѐ кожа? Демон еѐ раздери, она же ничто! НМ13. Без имени. Без фамилии. Помечена, как
любая моя вещь, как униформа или зажигалка. Каждую ночь в моей постели были женщины в сотни раз
красивее неѐ, изысканные, роскошные, опытные, способные соблазнить любого бессмертного, а мой
взгляд то и дело соскальзывает к пухлым губам, тихо произносящим ответы на мои вопросы, и скулы
начинает сводить от желания познать их вкус. Мягкие ли они или твѐрдые. Испугается ли она поцелуя,
подчинится ли молча моей воле, в страхе не угодить Хозяину?
Я видел еѐ впервые, всего лишь минуту, но я был уверен – ни за что не покорится. Скорее,
оттолкнѐт, зашипит, возможно, даже посмеет ударить... или ответит. Страстно, жадно. Я был уверен, что
она именно такая. Я упивался еѐ эмоциями, еѐ силой, завораживающей и необычной, скрытой в
тоненьком теле девушки-ребѐнка.
Приказал отменить казнь и оставить еѐ мне, нарушая установленные собой же правила, а когда
начальник стражей посмел нахмуриться, обдумывая моѐ требование, убил его на глазах остальных,
остановив сердце одним взглядом. Это была моя первая жертва, принесѐнная во имя неѐ. Потом я
потеряю им счѐт, перестану считать жизни, отнятые у смертных и бессмертных для того, чтобы билось еѐ
сердце, для того, чтобы слушать еѐ дыхание, чтобы знать, что она со мной, принадлежит мне. И не только
как носитель уникальных способностей, но и как женщина. Как моя женщина. Пусть даже она стала ею не
сразу, а через несколько лет.
Несмотря на то, что приходила в мою спальню сама. Не просила, но предлагала. Не словами, но
решительным взглядом, страстью, которой дышали еѐ глаза, робкими движениями рук, придерживающих
завязки лѐгкого платья. А я зло насмехался над ней, ощущая, как разрывает брюки эрекция, как ломит
кости от желания схватить еѐ в объятия и сжимать, оставляя синяки на молочной коже, чувствовать
хрупкое тело под своим, врываться в горячую плоть, заставляя кричать от наслаждения. И в тот же
момент презирал ее за это. Она ничто, ей запрещено даже прикасаться ко мне. Иногда хотелось лично
содрать с нее кожу живьем, избить до полусмерти или изуродовать, чтобы не хотеть. Смотрел на нее,
наполняясь ненавистью и яростью, сжимая челюсти, кулаки до хруста, и понимал, что не могу этого
сделать. Прогонял вон, к дьяволу подальше с моих глаз, чтобы не сорваться.
И я бы взял еѐ в первую же ночь, когда вместо очередной сочной девицы, сладострастно
извивавшейся на моих коленях, вдруг ясно увидел еѐ лицо, представил, что это она вцепилась в мои
плечи, откинув голову назад, что это еѐ тѐмные локоны касаются моего тела, что это еѐ упругую грудь
ласкают мои руки. Но она была проводником. Очень сильным проводником, и взять ее девственность
означало лишить еѐ львиной доли способностей. А этого позволить себе не мог даже я, не в том
положении, в котором оказался на тот момент, не во время переворота, который мог перевернуть всю
иерархию Единого континента. Лия нужна была мне, в первую очередь, для политических целей, а с тех
пор моими любовницами становились только голубоглазые миниатюрные брюнетки, похожие на неѐ
внешне, но не имевшие и половины той жизни, которой светилась она. И никто кроме меня не знал, каких
усилий мне стоило подавлять тот адский огонь, который она во мне пробуждала одним только взглядом.
***
Я падаю быстро, так быстро, что меня тошнит от неожиданности… и от бешеного восторга… от
ужаса и от первобытного чувства триумфа… Он был прав – я смотрела в ярко-синие глаза, и мне было не
до смеха. Потому что я его узнала. Потому что это ОН. Потому что именно таким я его и
представляла…или помнила…или… О, Боже – знала? Мне хотелось рыдать и оседать на пол, сползать к
его ногам в изнеможении и неверии… И из моей груди вырывалось не дыхание, а судорожные
всхлипывания, которые я не могла контролировать.
Я смотрела на него и понимала, что должна закричать, чтобы проснуться. Только во сне я никогда
не сомневалась в том, кто он, а сейчас мне казалось, что я брежу наяву. И одежда…он одет, как Нейл из