* Прочитала про так называемую «османскую пощечину». Есть такое мнение: «Во времена существования Османской империи янычары славились своей невероятной физической силой. Янычар мог сбить с ног противника одной лишь пощёчиной. Чтобы владеть таким мощным ударом левой/правой ладони, им устраивали специальные тренировки. Янычары выстраивались в ряд в специальном узком мраморном коридоре и били ладонями по стенам - вправо, влево. Таким образом их ладони становились всё грубее и грубее, а мускулы накачивались и поддерживались в тонусе. В итоге сила мускул и “каменная” огрубевшая ладонь резким движением от плеча делали своё дело. Часто эти удары-пощёчины были смертельными. Конечно, были и другие способы борьбы с противником, но когда оружие ломалось или выпадало/выбивалось из рук, османская пощёчина была очень внушительной и действенной альтернативой в борьбе с врагом!»
========== Глава 5 ==========
- Азиз, ты же знаешь, что мои драгоценные кадын прибудут завтра?
Конечно, он знает! А как же иначе? Дворец трясет как в лихорадке уже несколько недель – все готовятся. Сирхан с пристрастием проверяет посты и инструктирует новобранцев. Последние евнухи со стонами и причитаниями покидают ставшие им домом стены – к приезду шехзаде во дворце не должно быть этих подозрительных недомужчин.
Хануф гоняет своих подопечных, как ага янычар – наложницы должны быть готовы к прибытию важных персон. Они разучивают музыкальные композиции, чтобы кадын не скучали вечерами, уста убирают покои и закупают любимые яства, Хануф уже трижды проинструктировала поваров насчет блюд, которые надлежит подавать кадын, и лично перепробовала десятки вариантов щербетов, выбирая самые удачные.
Среди уста тоже переполох – кадын как правило обладают большой властью в гареме и каждая молоденькая джарийе втайне мечтает попасть в штат к одной из них, быть замеченной, стать доверенной уста и таким образом устроиться у вершины, где есть все – и уважение остальных уста, и пристойное жалование, и удобные комнаты. Кадын не было слишком долго, а я знатно перетряс сераль, потому женщинам придется выбирать себе новых служанок, ведь тех, что они возили в загородный дворец слишком мало для роскошной столичной жизни.
Все суетятся и сбиваются с ног, я наблюдаю за этим со стороны, не вмешиваясь. Безумие обходит лишь мужской сераль, так как их это все весьма мало касается; там правят Фарук и Азиз.
Меня беспокоит реакция фаворита – воин словно не замечает приготовлений, но стал сосредоточен и молчалив. Даже, кажется, немного холоден. Или это мне чудится? Я все ожидал от него вопроса. Или, может, претензии. Но так и не дождался, потому решил заговорить на эту тему сам. В ответ на мою реплику Азиз бросает на меня задумчивый взгляд и отрешенно кивает.
- Я соскучился по сыновьям, - сам не знаю почему, меня тянет оправдаться, будто я в чем-то виновен, - не по этим женщинам. Не стану их посещать ночами… просто дети так быстро растут…
- Сулейман, ты их совсем не любил? – внезапно спрашивает Азиз, его взгляд по-прежнему отрешенно-задумчив.
- Кадын?
- Да. Даже по имени никогда не назовешь. Не понимаю.
- Чего ты не понимаешь? Просто выбрал поумнее, да посмазливей. Повезло – сыновей обе принесли. А любить… нет. Как-то вообще не до того было. Сначала чуть братец не придушил по доброте душевной, потом была Золотая клетка – я в этих клятых покоях почти год просидел. Знаешь, что это?
- Только слухи. Расскажи! – Азиз заинтересованно подается вперед и я, после небольшой заминки, начинаю рассказывать, все больше погружаясь в воспоминания.
- Моя мать была красива. Даже в своем возрасте. А брат – сын отца, но не моей матери, конечно же, охоч до зрелых, опытных женщин. После смерти султана мне и братьям была уготована быстрая смерть от удушения, но мама была хитра, решительна и очень любила меня. Ей удалось уговорить брата сохранить жизнь ее единственному чаду. Однако, оставить меня на свободе было бы безумием, и тогда мой братец решил заточить меня в покоях. Да так, чтобы я, не имея и малейшей связи с внешнем миром, не смог возглавить мятеж. Днем и ночью меня сторожили глухие и немые стражи. Им прокололи что-то внутри ушей – они потеряли способность слышать, и разрезали язык – бедняги могли только хрипеть. Обслуживали меня многочисленные, но такие же увечные уста. Знаешь, я даже начал разговаривать сам с собой, просто потому, что желал слышать человеческий голос. Раз в семь дней ко мне приводили наложниц.