Но янычар тут же смягчил унизительный момент, рассказав аге, что султан очень переживает о здоровье секретаря:
- Так и сказал – «очень ценный»! И вообще он – ихний главный. В общем, наверное записка обо мне уже приходила?
- Да. Откомандирован, мол, по делу государственной важности. Так вот как оно выглядит, дело это!
Ага почесал затылок, разглядывая неосознанно распрямившего спину Садика, потом ага огладил задумчиво усы, затем его мрачное лицо прояснилось:
- Придумал! Усложним-ка мы задачу. В шеренгу становись! Так, сначала первый бежит, а секретарь, значится, на закорках. Потом, как дыхание потеряет – передает второму. И так пока не вернемся. О, как. Думаю, хорошо будет.
Ага довольно крякнул, радуясь придумке, Садик с ужасом оглянулся на Муавия, но тот вместо того, чтобы охранять ценную секретарскую тушку от падения с высоты янычарского роста, только задорно улыбался. Садик понял, что «заезд» - вещь неизбежная и… смирился. Сначала он очень боялся, что несущий его жилистый детина споткнется и… но детина все бежал, тяжело пыхтя. Садик еще подивился тому, как ровно воин бежит – почти как скакун. Даже не очень тряско. Потом Садик почти перестал бояться и подумал, что подобное времяпрепровождение в некотором роде забавно. Улыбаться, демонстрируя потным, умотанным янычарам свое хорошее настроение, не стал – еще озлобятся, но сидел уже вполне спокойно. А когда пришла очередь Муавия – совсем расслабился и готов был признать, что ага был прав и получается «хорошо». Правда, наверное, только ему. Янычарам, скорее всего, не слишком-то «хорошо».
После усложнившейся пробежки янычары возвращались медленным шагом, ага же светил улыбкой и сказал Муавию приходить завтра.
- И это… задание свое прихвати. Полезный такой грузик!
- Тебя побьют твои же товарищи! – шепотом предрек Садик янычару его будущее, когда они отошли от отряда на некоторое расстояние, но воин не устрашился, а расхохотался в ответ:
- Нет! Ты чего? Разве не весело было? А то каждый день все одно и то же. А тут – разнообразие.
- Весело? Ну, раз так… - недоуменно проговорил Садик, не понимая, чего же веселого может быть в ноющей спине и сбитых пятках.
Дни пронеслись быстро – покатушки по утрам здорово бодрили, свежий утренний воздух возбуждал аппетит, а к дневному сну на широкой груди оказалось очень легко привыкнуть. Когда назначенные две недели закончились, Садику было почти жаль.
Султан встретил посвежевшего секретаря благосклонно и тут же завалил работой:
- Ты у меня все-таки не зря главный, - проговорил Сулейман, улыбаясь, - без тебя эти остолопы работают абы как!
Конечно, великий султан немного преувеличил, но разогнулся Садик только к вечеру. Сулейман давно удалился в свои покои, Садик по привычке с упоением закопался в бумаги и очнулся, когда на дворе стояла глубокая ночь. Незаметно все покатилось по-прежнему: Садик работал до темна, султан иногда позволял себе покапризничать, поворчать, погрозить, а то и сбежать. Что Садика пугало, так это то, что дни, проведенные с несносным янычаром, стали вспоминаться с радостью. Он поймал себя на том, что не отказался бы прогуляться с воином в город, может быть сходить на рынок или посетить хаммам.
Иногда Садику удавалось наткнуться на Муавия – секретарь специально ходил теми коридорами и проходами, где больше всего постов, так было вернее увидеть янычара. Муавия приветливо улыбался и после этих коротких, длинной в одно мгновение, встреч сердце Садика частило, а настроение взлетало вверх.
Потом Садика начала мучить мысль – а янычару так же радостны эти «случайные» встречи? И догадывается ли Муавия, что секретарь специально его ищет? И если да, то что об этом думает?
Вырванный по прихоти султана из привычного распорядка дня на целые две недели, Садик вдруг заметил то, что не разумел раньше - он целый день проводит в жуткой круговерти: читает, выписывает ровные ряды букв, отдает распоряжения младшим секретарям, весь день его окружают какие-то лица, однако, в конце дня он возвращается в покои совершенно один. И не с кем даже парой слов перекинуться. Разве что со слугой-подавальщиком. И никому не интересно – ел ли Садик, как прошел его день, как настроение. Муавия заботился о нем по приказу, но даже это принужденное, неискреннее участие что-то всколыхнуло в зачерствевшей с годами душе. И Садику захотелось еще – еще разговоров, еще грубоватой опеки, еще человеческого тепла рядом.
Самым неприятным было то, что Садик отлично понимал – всего этого не будет, так как у Муавия полно своих забот. И очень строгий распорядок дня. Обычный человек принадлежит себе хотя бы ночью, но не янычар. Муавия рассказывал, что вечером он, как и остальные воины, не занятые на постах, обязан явиться на перекличку. Ночевать полагается в казарме. Более высокий пост давал некоторые поблажки, но Муавия пока не дослужился. Так что оставалось вздыхать о несбыточном и здороваться с воином в коридорах. Больше рассчитывать было не на что.
Потому-то Садик так удивился, когда, вернувшись в свою комнату после долгого изматывающего прения в Диване, застал там Муавия.