Я его не упрекала. Просто у нас были разные представления о любви. Я могла наслаждаться одним днем, одним уик-эндом, одним нежданным часом. Сознавая хрупкость, изменчивость, быстротечность и анархию любви, я отводила этому чувству безграничные просторы, целую империю. А он был убежден (или не мог себя разубедить), что любовь – это не магия, вернее, не только магия, а, скорее, начало долгого пути, в конце которого рано или поздно замаячит карточка «Уэйтроуз». Рассуждать иначе у него не получалось, хоть я и объяснила, что не намерена ни с кем съезжаться и уж тем более вступать в повторный брак.
Он вернулся к жене. И возможно – говорю это не для того, чтобы изобразить альтруизм, – стал от этого счастливее. А урок ему преподали рулоны бумажных полотенец. Каково? Басни Лафонтена разыгрываются нынче в супермаркетах.
МИССИС ДАЙЕР: А? Что? Громче говори. Лейбористка я – ты агитировать, что ли, пришел? Я всю жизнь в лейбористской партии. По примеру мужа моего покойного. За сорок лет худого слова мне не сказал. Теперь вот готовлюсь с ним встретиться. А ты по торговой части, что ли? Мне ничего не надо. Я тебя и в дом не пущу. Читала я в газете про таких. Из-за вас все счетчики снаружи повесила. Не знаю, что тебе от меня нужно, только ступай-ка ты своей дорогой. Дай дверь запру. Лейбористка я, если ты за этим пришел. А коли на выборы зазвать хочешь, так скажи – пусть машину за мной пришлют. Ноги не ходят. Все, запираю дверь. Что ты хочешь мне всучить? Ничего не надо. Премного благодарна.
ТЕРРИ: Ну, вы знаете, как это бывает: у тебя намечается любовь, и все представляется… типа… совершенно особенным. Какие он тебе говорит слова, как он тебя обнимает в постели, как водит машину. И ты думаешь: еще никто не говорил мне таких слов, никто так меня не ласкал, никто так не катал на машине. На самом-то деле ты почти наверняка все это уже проходила. Если, конечно, тебе не двенадцать лет или типа того. Просто с другими ты этого не замечала, а если замечала, то не брала в голову. А уж если он и в самом деле говорит или делает что-то неожиданное, пусть даже какие-то мелочи, тогда тебе это кажется таким особенным, что ты едва не визжишь и начинаешь думать: это очень важный момент, который и держит вас вместе.
Это типа того, как у меня были часики с Микки-Маусом… Представляю, как это звучит… даже слов не нахожу… короче, были у меня такие часики. На работу я их не надевала – что бы люди подумали, увидев на руке у метрдотеля французского ресторана такие часы? Вот вы бы точно подумали, что у нас на кухне Плуто желе готовит, скажете нет? Так что часы я оставляла дома, на прикроватном столике, и надевала только по воскресеньям, когда мы не работали. А когда мы со Стюартом стали жить вместе, я сразу обратила внимание, что он всегда, даже толком не проснувшись, может ответить, какой сегодня день недели. И по воскресеньям, еще не открыв глаза, он всегда обнимал меня одной рукой, утыкался носом мне в спину и каждый раз спрашивал:
– Что нам говорит Микки?
А я смотрела на часы и отвечала:
– Микки говорит: девять двадцать, – или сколько там было.
Вам, наверное, неловко это выслушивать? А я, когда вспоминаю, до сих пор чуть не плачу. К тому же он англичанин, и с языка у него слетали разные смешные выражения, какие у нас не в ходу – совершенно особенные. Неотделимые от него. Неотделимые от нас двоих. Он говорил: «Полный фарш», «Блин», «Я что – я только пива попить зашел» или: «Не жирно будет?». Ну, думаю, второе блюдо не удалось. Мы же ресторан держали, все мысли в том направлении работали. А когда я въехала, эти выражения уже к нам приросли, стали приватными шутками. «НЖБ?» – шептал мне Стюарт, когда рядом были посторонние.
Так что «НЖБ» тебе, мой бывший муженек? «НЖ-блин-Б» вам всем? У меня потом еще романы были, да и сейчас есть близкий человек, так что я не о тебе одном говорю, Стюарт Хьюз, но, если ты примешь это на свой счет, я пойму. Одни, когда влюбляются, начинают врать, другие говорят правду. Третьи делают и то и другое: то есть на голубом глазу плетут честную ложь. «Да, – говорит такой, – я люблю джаз», а сам думает: «Может, если с тобой, так и высижу». Считается, что любовь многое меняет в нашей жизни, так? А честная ложь указывает на неуверенность. Пока дело не дошло до «хочу от тебя детей».
В твоем случае – согласись, Стюарт, – так и получилось. «НЖБ» тебе, «НЖБ», мать твою, мистер Бывший? Ты давай-ка фотографию покажи, я уже не раз просила, покажи фотку. Чтобы хоть какой-то честностью ложь разбавить.
ЭЛЛИ: Послушайте, я жаловаться не хочу, но если вам интересно, могу рассказать.