Современная жрица Изиды

«Зная, какъ тяготилась сестра моя просьбами г. Соловьева касательно помощи Махатмъ (это тхъ-то Моріи и Кутъ-Хуми, въ существованіе которыхъ я не врилъ, о чемъ неоднократно писалъ и Блаватской и Желиховской, и о чемъ писала сама Блаватская, называя меня „подозрителемъ“ и „омой неврнымъ“) въ томъ, что они, вроятно, признавали невозможнымъ (въ чемъ именно — я, не имя явныхъ уликъ, умалчиваю!..» (стр. 137–138 брошюры).

«Но въ томъ то и дло, чтобы умть смолчать во-время. Этимъ Талейрановскимъ правиломъ и отличаются умные люди, хорошо умющіе говорить, а еще лучше — молчать. Въ это чреватое обманами время (вотъ это врно! — объ обманахъ-то я и толкую въ „Изид“!) г. Соловьевъ старался никогда себя не компрометтировать, договаривая письменно о томъ, что трактовалось лишь устно на „секретныхъ аудіенціяхъ“ между имъ и моей сестрой. Онъ замнилъ прямыя рчи намеками, ей одной понятными… Разв вс эти напоминанія и намеки писались бы даромъ, еслибъ не имли глубокаго значенія? Не будь у него завтныхъ, гораздо боле существенныхъ цлей, чмъ безцльное (?!!) разоблаченіе Блаватской; не ошибись онъ въ разсчетахъ, — вроятно онъ не былъ бы такъ неприлично щедръ на изліяніе своей мести и желчи на ея могилу… Видно, ждалъ г. Соловьевъ отъ сестры моей чего-нибудь, что заставило его юлитъ (?!:) передъ ней еще столько времени, выйти изъ общества въ феврал 86 г. и не писать о ней, пока была она жива. (Какъ я „юлилъ“ и почему все покончилъ въ феврал 86 г. — видно изъ „Изиды.“) Вдь онъ можетъ не знающихъ морочить побасенками о томъ, что пока я молчала о теософіи — молчалъ и онъ. Это неправда! (Изъ приводимаго мною ниже письменнаго удостовренія полковника Брусилова, самою г-жей Желиховской выбраннаго „свидтелемъ“ моего съ нею свиданія въ декабр 1891 года — видно „какая“ это неправда!) Я постоянно вс эти годы, отъ времени до времени, писала и печатала, когда Богъ на душу клалъ, и онъ прекрасно объ этомъ зналъ (гд и „что именно“ она писала?? если же и писала — я не зналъ, ибо за „всей“ прессой слдитъ не могу и какъ есть никто не говорилъ мн объ ея писаніяхъ), но не возвышалъ голоса, потому что боялся сестры. Ему надо было дождаться ея смерти, чтобы заговорить свободно (стр. 60–62 брошюры.)»

Приведенные мною документы ясно доказываютъ, до какой степени я не боялся Блаватской и что не посл ея смерти, а при ея жизни, когда она была въ полной сил и окружена друзьями — я разоблачилъ ее въ Париж, въ первой половин 1886 года. Наконецъ вдь сама г-жа Желиховская толкуетъ объ этомъ въ своей брошюр, подтверждая такъ или иначе, мой разсказъ и пополняя мои документы. Но у нея голова кружится передъ вызваннымъ ею духомъ и она не отдаетъ себ никакого отчета въ словахъ своихъ, — она впадаетъ, по ея признанію, въ «безуміе»! «Къ несчастію, — пишетъ г-жа Желиховская, — по собственному желанію моему большинство русской корреспонденціи сестры моей посл смерти ея было сожжено. Уцлло лишь то, что она сама передала мн и что выслали мн позже изъ Адіара. Еслибы не эта непростительная опрометчивость, вроятно, у меня была-бы возможность теперь объяснить читателямъ и то, о чемъ осторожный г. Соловьевъ самъ находилъ неудобнымъ расписывать (стр, 58 брошюры.)»

Невроятно! А между тмъ все это она написала и напечатала въ томъ состояніи «раздраженія», когда у нея невдомо что «срывается съ языка въ самомъ крайнемъ, преувеличенномъ смысл…»

Нкоторыя мои письма, дйствительно, очевидно уничтожены г-жей Желиховской; и это именно т, которыя, даже и по ея мннію, слишкомъ ужъ наглядно уличаютъ Блаватскую и выставляютъ на видъ вовсе не мое коварство, а нчто другое. Гд, напримръ, т два письма, о которыхъ говорится на стр. 62? гд мои «глупости о махатмахъ», мое «невріе омы,» моя «подозрительность», «убжденіе, что феномены поддлываются»?? — словомъ все, о чемъ сама Блаватская пишетъ въ напечатанныхъ письмахъ? Гд?!

II Отвты мн «лицъ, задтыхъ моей сатирой»

Перехожу къ «отвтамъ мн лицъ, задтыхъ моей сатирой». Если кто нибудь выставитъ человка, наглядно и обстоятельно, глупцомъ или негодяемъ, а то и тмъ и другимъ вмст, и если этотъ выставленный человкъ желаетъ оправдаться въ такихъ обвиненіяхъ, — вдь онъ долженъ представить ясныя доказательства, что его оклеветали. Если же онъ ограничится вмсто фактическихъ опроверженій — единственно «грубой бранью» по адресу своего противника и потомъ воскликнетъ: «нтъ, я не глупецъ и не негодяй!» — то подобный отвтъ можетъ представляться «убдительнымъ отвтомъ» разв только въ глазахъ особы, столь посрамленной, изобличенной и разозленной, что у нея рябитъ въ глазахъ и путается въ мысляхъ.